«ИСТОКИ»

«Как строится канонический рассказ об истории рода?
Мы могли убедиться на сотнях примеров, что
побеждает традиционная форма, более похожая на сказ,
или миф…»
Ирина Щербакова «Людская победа»

Но горе горем, а рано утром чета Губерских заняла у друзей денег на поездку, оставила квартиру на попечение соседей и выехали в Тверскую область за телом сына. Соседи по вагону, наверное, надолго запомнили эту странную женщину: она сидела как каменная, казалась, смотрела куда-то вглубь себя, не реагируя на окружающее. Так было всю дорогу.
Говорят, что в мгновение до смерти перед человеком проплывает вся его жизнь. Так же и в самые тяжелые, страшные минуты мы стараемся вспомнить что-то хорошее, ухватиться за эти воспоминание, как за соломинку. Поездка казалась Юлии Ивановне бесконечной. Перед ее мысленным взором действительно прошла вся ее жизнь, начиная с голодного безрадостного детства на далеком золотоносном прииске Комсомольск в глубине матушки Сибири.
Ее предки-крестьяне были переселены в Сибирь из Украины по столыпинской реформе, когда всю Русь всколыхнула великая сила переселения. Но деда Юлии с большой семьей почему-то переселили без положенных «подъемных», без зерна, без инвентаря, в чем были и с чем были. В ближайшую зиму отец с матерью, конечно же, умерли от голода, выжили Юлина мама, Анна, с младшими сестрами и братьями, выжили тем, что нанялась Анна в батрачки к зажиточному соседу. Вскоре умерла и младшая сестра Марфа.
Была бабушка Игоря крепкой и красивой, работящей «хохлушкой», приглянулась она хозяйке. Решила та взять понравившуюся девку за своего сыночка. Тому не очень-то хотелось жениться на красивой, но своенравной батрачке, да его отец, человек умный, буквально вросший в землю своей хозяйской хваткой, тоже давно заприметил работящую батрачку с сильным, волевым характером и вожжами заставил сыночка сводить ее в церковь. И как в воду глядел старик – при такой-то жене возмужал его сыночек, стал большим человеком, при Советской власти - председателем местного сельсовета. А Аннушка родила ему девятерых детей – пятерых девочек и четырех мальчиков, Юлия в этой семье была почти самой маленькой и самой любимой, после нее родилась еще только маленькая Мария, судьба которой трагична…
Несмотря на многодетность, семья жила неплохо, но тут грянула Война.
В первые месяцы войны погиб младший брат мужа, один из его дядьев, другой вернулся домой без ноги. А мужа Аннушки в армию не брали. Не потому что многодетный отец, а потому, что председатель сельсовета – фронт надо было кормить. 17 писем написал он лично товарищу Сталину, требовал снять бронь. Одно из писем действительно попало на стол к генералиссимусу, и отец Юли ушел на фронт. С фронта он не вернулся – сгинул в огненном котле Сталинграда. И осталась Аннушка в девятью ртами на руках в самое голодное время. Мал мала меньше. Билась мать, как могла, но голодно, ох как голодно жила ее семья. А еще пошла зимой Аннушка на речку стирать чужое белье, да застудилась. Было у нее сильнейшее воспаление легких, необходимо было лечиться. Но на кого бросить девятерых детей? На голодную смерть? Держалась сколько могла, пока ее, полумертвую, парализованную, не увезли в больницу. Дети постарше осталась бедовать дома одни, а младших трех сестер - Нину, Юлю и грудную Марию взяли к себе дедушка с бабушкой, которые, старые и немощные, жили теперь совсем плохо. Сразу троих девчонок было им не потянуть.
Мать лежала в больнице долго, больше года, практически не могла ходить. Но болело ее материнское сердце. Однажды, не выдержав, попросила она подогнать к самому крыльцу больницы телегу, ползком забралась на нее и приказала ехать к младшим детям.
В этот день дед Юлии с грехом пополам сколотил гроб для умершей накануне от голода Марии, а заодно сделал еще два, для старших девочек, пока еще живых , в том числе и для Юли. Понимал, старый, что через несколько дней и эти домовины сгодятся. Но мать, забрав гробик маленькой Маши, заставила свёкра усадить в телегу других дочек и увезла их домой, к старшим детям и семья вновь стала жить вместе. Какой силой духа должна была обладать эта женщина, чтобы не только выжить самой, но вытащить в жизнь и своих, уже восьмерых детей!
Комиссия прииска, видя плачевное положение семьи фронтовика, выделила им бесплатное питание. Младшие девочки были так слабы, что не могли ходить. Губы у них потрескались. Приходили какие-то тети и мазали им губы сливочным маслом, чтобы они заживали. Но девочки слизывали масло с губ, не смотря на все запреты, так они оголодали. Старшие дети стали помогать матери, самая старшая сестра устроилась на работу паспортисткой в милицию, жизнь продолжалась. Слава богу, никто больше не умер. Мать Юлии постепенно выздоровела, но потом всю свою жизнь сильно хромала.
Сначала ушла в прошлое война, затем голод. Дети подрастали один за другим и шли работать и учиться. Все постепенно вышли в люди. Выросла и Юля. Но у нее была мечта – она хотела уехать из маленького поселка в большой мир. Хотела учиться, чтобы стать учительницей. У нее в школе была любимая учительница, Зоя Федоровна, учительница физики, заставившая по-настоящему увлечься профессией преподавателя, волшебной магией слова «учитель». И был любимый предмет – химия. После окончания школы Юля годик поработала пионервожатой, а на следующее лето, после семейного совета, на котором и мать и братья и сестры постановили, что их младшенькая обязательно станет учительницей, Юля уехала в Ленинград и в августе 1959 года поступила в Ленинградский педагогический институт имени Герцена, на химико-биологическое отделение.
Годы обучения Юлия вспоминает как один из самых лучших периодов своей жизни. Хотя жили не очень сытно, одевались бедно, но было очень весело. У Юли было много подружек. А великий город буквально поразил девушку, всю жизнь, проведшую в глухом сибирском поселке. Они с девчонками гуляли по городу, смотрели как разводят мосты, часто бывали в Эрмитаже. По очереди ходили в театры, так как приличную одежду для одной собирали всей группой, билеты покупали самые дешёвые.
В студенческую столовую ходили только на обед: брали только суп и прилагающийся к нему бесплатный хлеб, который можно было брать, сколько угодно. Хлеба набирали столько, чтобы хватило на ужин и завтрак с чаем, который был для девочек основной едой.
Когда Юля уже училась на третьем курсе, во время очередного посещения музея Эрмитаж, подруги Юли обратили внимание на высокого статного темноглазого курсанта, который из зала в зал ходил за Юлей и стайкой ее шумных подружек. Как потом узнала Юля, Федор, тогда курсант Пермского авиационного училища, находился в Ленинграде в командировке. В свободную минутку забежал в Эрмитаж и¸ сразу же обратил внимание на бойкую, невысокую, статную девушку с длинными темными косами и умными карими глазами. К концу экскурсии Федор отважился подойти и познакомиться с девушками, расспросить, кто они, как зовут и где учатся. Потом молодой курсант несколько раз приходил к ним в общежитие, и Юля долго не могла понять, за кем он ухаживает. Федор долго водил не только Юлю, но и всех ее подружек в кафе, в музеи, в театр и кино. Потом командировка закончилась, и Федор вернулся к учебе. Юле же без него, без его веселых шуток и внимательных задорных глаз стало как-то тоскливо и пусто в огромном городе. Они стали переписываться. И на каникулы Федор, теперь уже без всяких сомнений, приехал к ней. Потом еще и еще раз. А летом 63 года, когда Юля окончила четвертый курс, Федор приехал и сказал, что Юля должна поехать с ним в его родную Молдавию, где для них уже готовится свадьба. Это не была просьба, это был приказ военного человека, и Юлия подчинилась ему, как всегда подчинялась впредь, ни разу об этом не пожалев.
Так Федор привез домой в Молдавию в село Старые Гечи молодую невесту. Мать Федора, Надежда Губерская сначала не была рада выбору сына: хотела ему в жены свою, молдаванку. Но когда увидела Юлю, когда посмотрела на нее глазами своего сына, то поняла, что лучшей жены для него нельзя и пожелать. С этого момента она стала для Юли и была всегда, до самой своей смерти, самой лучшей, самой заботливой свекровью, второй мамой.
Семья Губерских имела польские корни (отсюда фамилия), но уже несколько поколений жила в Молдавии. Было у матери Федора (а по-молдавски – Тодора) четверо сыновей. Но сразу после войны, в страшный голод, постигла семью чудовищная беда. Двое младшеньких мальчиков – Гица и Ромика, которым было 5 и 6 годиков, наелись с чудовищной голодухи абрикосовых семечек с капустным рассолом. После чего их животики вспухли и они умерли в страшных мучениях на руках у матери. Тодору было тогда года на два побольше и он, несмотря на ужасное истощение, не стал есть «эту гадость». Произошедшая трагедия подкосила здоровье Надежды и оставшихся двух мальчиков она берегла как зеницу ока. А теперь ее Тодор вырос, у него теперь своя семья, скоро будут свои дети. Три дня гуляла молдавская деревня веселую свадьбу. А потом Федор уехал на службу в Германию, а Юля – в Ленинград, доучиваться в институте. Но через несколько месяцев муж оформил ей вызов, она перевелась на заочное отделение и поехала к любимому, чтобы никогда больше не расставаться.
В 64 году в семье Губерских родился первенец - Федор Федорович. Счастье и радость казались безоблачными и нескончаемыми.
А в 1968 году началась война в Чехословакии и всех жен, и детей советских офицеров из Германии эвакуировали в Литву. Юля тогда была беременна Игорем. С большим животом, с маленьким Федором, прижавшимся в юбке матери, окруженная узлами и чемоданами, растерянная и заплаканная, стояла она около воинской казармы в Каунасе. Мимо проходили представители командования, один из них, высокий и красивый генерал, увидев такую картину, подошел, расспросил и тут же приказал интенданту выделить для семьи офицера двухкомнатную квартиру в городе Каунасе. Квартира была выделена, только во вторую комнату интендант ухитрился вселить свою собственную дочь.
Федор, которого вскоре перевели для дальнейшей службы в г. Черняховск Калининградской области, приехал, посмотрел, как беременная жена ютится с маленьким сыном в одной комнатке, и забрал всю семью в Черняховск, где они стали жить в неблагоустроенной мансарде под самой крышей. Здесь и увидел свет их младший сын Игорь, Игорь Федорович Губерский.
В то время по городу прокатилась волна разбойных нападений на офицеров. Были даже случаи убийства. Банда специально подкарауливала офицеров, зверски расправлялась с ними, одного даже бросили под проезжающий поезд. Поэтому Юлия каждый вечер с тревогой ждала мужа с работы. Возвращался Федор очень поздно – все свои силы отдавал налаживанию бесперебойной жизни воинского подразделения. И хотя Федор был очень спортивным человеком – занимался и боксом и спортивной атлетикой и ездой на велосипеде. Но беспокойство не покидало Юлию. И как видно, не спроста. Однажды, Игорьку было тогда всего полтора месяца, Федор явился домой поздно ночью в изорванной одежде. Рассказал, что ехал в автобусе и увидел, что какие-то пацаны стали приставать к женщине. Федор заступился, попросил ребят не хулиганить. Хулиганы сошли тихо. А на конечной остановке, где Федору сходить, его ждало человек пятнадцать-восемнадцать. Все сошедшие вместе с Федором пассажиры быстро растворились в темноте, и он остался один в окружении целой банды разнузданных молодчиков, как выяснилось позднее, тех самых, что убивала офицеров. Федора долго били, но так как избивавших было слишком много, ему удалось выбраться из-под «кучи-малы» и броситься бежать. Бегал Федор хорошо, но банда не отставала. Тогда Федор забежал в подъезд первого попавшегося пустующего старого немецкого дома (дело было в бывшей Восточной Пруссии) и заложил ручку двери изнутри лопатой, которая валялась тут же в куче мусора. Бандиты долго ломали дверь, но немцы все делали на совесть. Через некоторое время преследователям надоело ждать и с криками «мы еще тебя встретим!», они стали расходиться по домам. Федор подождал немного, тихо вышел и пошел за последними двумя хулиганами, догнал их в темном переулке, хорошенько побил и одного отволок в милицию. Второго нашли по следам побоев, нанесенных офицером. Бандитов судили за нападение, дали по три года тюрьмы. Во время этого процесса милиция произвела очень серьезные чистки в городе и убийства офицеров с этого времени прекратились. А у Федора осталась метка на всю жизнь – в драке ему кастетом повредили глаз.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

Федор Яковлевич до сих пор не может понять, как ему удалось выжить в этой страшной передряге – вернее всего то, что спасла его великая любовь к семье. Он просто не мог тогда погибнуть, не мог и все. А к Юлии приходили тогда матери тех двух бандитов, предлагали большие деньги за то, чтобы Федор забрал из милиции заявление. Но Юлия ответила: «Ваши сыновья хотели убить моего мужа, отца моих сыновей. Простить я их не могу и мужем своим я не торгую!»
Но беда пришла с другой стороны - у Юли после этой страшной ночи пропало молоко – так она волновалась за мужа. И полуторамесячный Игорек остался без материнского молока. Сколько тогда они мучились, сейчас страшно вспомнить – ведь в те времена никаких детских смесей не было и в помине. А семья жила в квартире практически без удобств. Какие мучения они перенесли тогда, сейчас даже страшно себе представить. Только огромная любовь к семье давала Юлии силы.
Игорьку не исполнилось и двух лет, как Юлии надо было устраиваться на работу, нужен был стаж. Игоря взяли в садик недалеко от дома, но ему был всего один год и семь месяцев. Директор садика посоветовала родителям сказать, что ему уже два года и семь месяцев. В садике Игорька сразу полюбили, воспитатели и нянечки постоянно носили его на руках. Удивлялись все тому, какие взрослые вопросы задаёт этот маленький мальчик. Игоря интересовало всё: и отчего дует ветер, и почему светит солнце. Если воспитатели не могли сразу ответить, малыш их успокаивал: «Вы не бойтесь, я спрошу маму, моя мама все – все знает!». Уже в три года Игорь знал буквы и к четырём начал много читать. У него была хорошая память, и на всех утренниках всегда читал стихи. Юлия работала учителем химии в школе, где её очень ценили. Директор школы поручала ей самые тяжёлые классы, с которыми никто не мог справиться. Часто, поздно вечером Юлия и Фёдор ходили по квартирам ее подрастающих учениц, проверяя, не сбежали ли те на гулянку к солдатам. Тогда с этим было очень строго, и ответственность на учителях лежала большая. Юлия очень любила свой предмет и могла многих увлечь этой удивительной наукой – химией. Она много возилась с химическими реактивами, чтобы показывать своим ученикам интересные опыты. Руки ее навеки обожжены этими совсем не безопасными веществами. В 1974 году Федора перевели в Латвию, в маленький городок Тукумс под Ригой. На новом месте было много работы. Семья не видела отца сутками, все время был в нарядах, постоянно что-то налаживал, решал. Много участвовал в различных спортивных соревнованиях. Подросшие мальчики часто навещали Федора в воинской части, и он много занимался ими, приучал к самостоятельной жизни, к спорту. Часто наряды они отбывали вместе, папа и два его сына – уже подросший Федя и маленький Игорек. В части все их знали и очень любили. Все вместе ходили в столовую, мальчики очень любили солдатскую кашу. Любили еще потому, что очень сытым их житье в те годы было назвать нельзя.
Проблема была в том, что Федору никак не могли предоставить хоть какое – то жилье. На проживание всей семьи в гостинице не было мест, там мог спать только Федор, а на самом деле устраивали на ночь на одной кровати двоих мальчиков. А родители, уложив детей, шли спать в стог соломы на окраине городка. Дело было в том, что никто из латышей не хотел брать на квартиру семью советского офицера, да еще с двумя малолетними детьми.
Однажды Юлия с Игорьком целый день ходили по городу, искали комнату, все им отказывали. После очередного отказа они повернулись и обреченно пошли обратно в гостиницу. Сделали несколько шагов, а пятилетний Игорек и говорит матери:
- Мамуль, сегодня опять мы в гостинице, а вы с папой в соломе? Как мне тяжело!
И тут сзади слышится голос:
- Женщина, а ну вернитесь!
И та хозяйка, которая отказала им последней, сдала семье офицера комнаты. Жилье было практически без удобств, Юлии приходилось носить воду, рубить и таскать дрова, убирать и мыть полы не только в своих комнатах, но и в комнате хозяев – бабы Нади и ее матери, старенькой Сони. Но после того, что им пришлось пережить, две маленькие комнаты в убогом домишке казались семье Губерских настоящими хоромами, почти дворцом. А баба Надя стала им, как родная. Каждую субботу Юлия покупала для хозяев курочку и тортик – те жили очень бедно, сильно нуждались. Когда пришло время расставаться, с обоих сторон было много слез. Хозяйки сильно привязались к мальчикам и не хотели их отпускать.
Юлия работала в Юрмале учителем химии, ей приходилось в пять часов утра поднимать детей и бежать с ними на шестичасовую электричку.
В конце 1977 года Федора снова направили служить в Германию, но поехал он туда один. У Игоря был приступ аппендицита, врачи не сразу настояли на операции. Отросток лопнул, у мальчика развился сильный перитонит. Думали, что не выживет. Юлия целые дни проводила в больнице, ухаживала за своим Игорьком. Когда выписали из больницы – отец приехал в отпуск, и они перевезли обоих детей к родителям мужа в Молдавию – отъедаться фруктами и крепчать под южным солнцем. Там, в Молдавии Федя пошел в четвертый класс – Игорек, в первый. Мальчики быстро освоились в новой языковой среде, стали прекрасно болтать по-молдавски. Не хуже, чем раньше по-латышски. Федька быстро отъелся, загорел, как негритёнок. А Игорек после тяжелой болезни был худенький, почти прозрачный, очень плохо ел. Мать сбилась с ног, пытаясь его накормить. Готовила самые вкусные вещи - сын есть отказывался. Побежала по врачам, те сказали, что это пройдет, пихать насильно ребенку не надо, пусть ест то, что ему хочется. Юля исполнила рекомендации врачей, через год аппетит Игоря наладился, и здоровье его пришло в норму. В честь этого события ему купили огромного бурого плюшевого медведя. Этот медведь до сих пор стоит в комнате Игоря, напоминая о том, что он уже никогда не вернется.
Юлии Ивановне вдруг вспомнился день рождения Федора, тогда в Германии, когда они приехали вместе с мальчиками и, наконец, стали жить все вместе. Приближался праздник, и ее мальчишки целыми днями шушукались, что-то обсуждая. Куда-то бегали и возвращались с загадочным выражением на рожицах. А потом как-то Игорек подходит к маме, смотрит на нее вот так и говорит:
- Мамулечка, не можешь ли ты мне как-нибудь одолжить немного денежек?
Юлия Ивановна узнает, что мальчикам зачем-то нужно сорок марок. На вопрос: «Зачем?», мнутся, не говорят, мол, потом сама все узнаешь. Ну как тут не дать, конечно дала. Мальчишки куда-то убежали, вернулись скоро, довольные и счастливые. Когда отец вернулся с работы, выходят оба бочком и протягивают вдвоем отцу славную плюшевую собачку с коричневой спинкой и белыми лапками. Это они сами присмотрели, сами купили. Федор был очень растроган. Первый подарок от сыновей. Когда чуть позже Юлия Ивановна пришла в гарнизонный магазин, продавщица рассказала ей, как Игорёк каждый день приходил к ней, гладил эту собачку и переживал, чтобы её не продали до дня рождения отца.
Игорь рос. Он был знаменоносцем в школе, постоянно проводил политзанятия, непременно учавствовал в художественной самодеятельности. Учителя рано заметили в мальчике актерский талант. Особенно любил он стихи на патриотические темы. Пробывал Игорь и сам писать стихи. В 1980 году Игорь поехал в международный пионерский лагерь. Мальчик знал много языков, поэтому в лагере у него появилось много друзей. Учился Игорь хорошо, учёба давалась ему легко, постоянно подтягивал отстающих по многим предметам. Учителя называли Игоря Губерского «луч света в тёмном царстве». Из Германии их семью перевели обратно в Союз – в конце 1982 года. Сначала назад в Тукумс, а потом Федора в Ригу – и пять в Черняховск, поднимать тяжелую роту. В Черняховске не было жилья, семья целый год жила в Тукумсе. Отец в редкие выходные приезжал к семье. Часто вместе с Игорем Юлия Ивановна ездила в Черняховск проведать мужа. Такая жизнь врозь безумно угнетала. Однажды решили поехать к отцу и жить все вместе в Черняховске. Но Федору Яковлевичу для семьи с двумя детьми выделили нежилое помещение на крыше, практически не отапливаемое. Зимой там жить было невозможно. Юлия Ивановна понимала, что ей или рисковать здоровьем детей или уезжать. Пришлось вернуться в Латвию. В Черняховске она вновь было вернулась на свое старое место в любимую школу, учителем химии. Там все было так знакомо, такое родное. Старая директриса уходила на пенсию и предложила Юлии возглавить преподавательский коллектив. Ох, как хотелось, как хотелось Юлии Ивановне остаться. Но жизнь детей оказалась важнее, и они вынуждены были уехать.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

Потом освободилась должность в Риге на аэродроме командующего. Из Тукумса ехать на электричке 1,5 часа. И конечно Рига была ближе Черняховска, а значит, ближе к семье. И почти три года Федор ездил на работу в Ригу. Странная у них была семейная жизнь. Рано утром вся семья разъезжалась в разные стороны. Отец – в Ригу, мать отвозила детей в школу в Юрмалу. Выезжать приходилось в пять часов утра. И так каждый день.
Сама Юлия Ивановна с 1983 по 1992 годы работала инспектором по охране детства. Нужно было знать все семьи в Юрмале, где неблагоприятная обстановка жизни для детей. Приходилось постоянно ездить, обследовать неблагополучные семьи, помогать, чем было можно. Навидалась за эти годы всего – и нищеты, и пьянства, и разрухи, и гордой, но честной бедности. Часто приходилось забирать детей из семей и везти пока суд да дело к себе домой. Игорь постоянно ухаживал за этими детьми, был им как нянька. Сын Федор уже вырос и мог обслужить себя самостоятельно, а вот Игорька матери приходилось таскать с собой. Мальчик рос, часто видя человеческую беду. Он всегда с огромным состраданием относился к чужим проблемам. Очень переживал за судьбы брошенных детей. Часто предлагал матери взять в дом одного или другого брошенного ребенка. Но всех не возьмешь и все горе не избудешь. Однако семья и жизнь учили Игоря быть добрым и честным, помогать там, где это можно и нужно помочь.
Старший сын Федор после окончания восьми классов запросился в суворовское училище. Родители посовещались и решили – если у мальчика лежит душа к военной службе, на которой он буквально вырос, проходя ее вместе с отцом – значит, так тому и быть. И Федор поступил в училище, и стал обучаться нелегкой профессии военного.
Федор Яковлевич постоянно пропадал на работе, так как считал, что должен делать все возможное для нормального прохождения военной службы своими подчиненными. И когда его ребята демобилизовывались, Фёдор Яковлевич приходил домой к Юлии Ивановне и говорил: «Мать, ставь квашню, готовь пироги, мальчикам пора возвращаться домой!». И уезжали его солдаты с полными кульками гостинцев от своего любимого командира, его жены и их подрастающего сына Игоря. А Юлия Ивановна все свое свободное время проводила вместе с Игорьком. Игорь всегда был маме помощником. Она уже не помнила, как это сложилось, что сын постоянно убирает в доме, моет полы, ходит в магазины за продуктами. Матери оставалось только готовить еду. Он всегда был таким – стремился всем помогать.
Так уж сложилось жизнь, что сын рос настоящим полиглотом – кроме русского и латышского, знал немецкий, румынский и молдавский языки. Очень много читал, прекрасно рисовал.
Как подрос, стал мечтать выучиться на артиста. Многие говорили, что у Игоря большой актерский талант и очень запоминающаяся красивая внешность. Высокий лоб, голубые, как небо глаза. Проникновенный взгляд и глубокий, очень красивого тембра, голос. После окончания школы Игорь поступил в Рижский университет и одновременно ездил в Москву поступать во ВГИК. Игорь пошел пробоваться в мастерскую Сергея Бондарчука и Ирины Скобцевой. Однако его спросили: « А в армии ты служил?» Игорь ответил, что еще не успел. Тогда Бондарчук сказал, что у них установка сверху брать к себе парней только после военной службы. «Так что иди, послужи, а после придешь. Мы будем тебе рады!». На следующий год перед армией Игорь опять пробовался уже в мастерскую Андрея Мягкова. Мягкову, судя по всему этот мальчик очень понравился, но и там ему сказали тоже самое. «Установка сверху» была на всех одна. Если бы могли знать эти знаменитые актеры, что это «после армии» для Игоря Губерского не наступит никогда!
В 1985 году семья получила квартиру в Риге. В этом же году Игорь окончил школу и поступил в Рижский университет на географический факультет. Хотел поступать на исторический, но в тот год не было туда набора на русском языке. Игорь великолепно знал латышский, но он был большим патриотом. Поучившись немного на геофаке, Игорь понял, что это не его и написал заявление, что не хочет занимать чужое место. Отчислился по собственному желанию.
Осенью 1986 года пришла повестка в армию. Прибежал домой радостный, счастливый, очень хотел идти служить. Игорь практически вырос рядом с отцом в воинских частях и считал, что все военные такие же ответственные и заботливые командиры, как его отец. Пошел на призыв в Московский военкомат г. Риги, вечером возвратился назад с незнакомым сержантом. Попросил родителей, чтобы сержант переночевал у них дома. Утром все вместе пошли провожать Игоря в армию.
Военкомат окружает большой высокий забор. В ворота входят дети с рюкзаками за спиной. За забором – родители, толпы родителей. Когда Игорь зашел за забор, у Юлии Ивановны сжалось сердце. Тогда она подумала, что это на два года разлуки с ее мальчиком. Если бы она могла знать…
Когда провожали сына на вокзале: « Мамулечка! Ну что у тебя глаза на мокром месте, теперь тебе папа будет помогать. Все будет хорошо. Отслужим. Писать буду так часто, что не будешь успевать отвечать, пусть папа тоже пишет!»
Первые семь месяцев Игорь провел в Москве в «учебке», закончил ее с отличием и получил воинскую специальность- механик самолетного радиолокационного оборудования. Там все было хорошо – получил звание ефрейтора. Два раза приезжал на несколько дней домой в Ригу. Первый раз захотел поступить в МГИМО, появилась задумка стать дипломатом. Его из учебного подразделения отпустили на несколько дней на сдачу экзаменов (тогда так было можно). Не сдал, к сожалению, физподготовку. Был в военной форме и сапогах не мог бегать так быстро, как другие, которые захватили с собой кеды.
Домой приехал все равно веселый, счастливый. Поцеловавшись с родителями, сразу побежал по любимой Риге, в Старый город. Очень он ее любил, свою Ригу. Всюду ходил в военной форме, был в ней очень красив, форма шла ему необыкновенно. Обратно в Москву улетел самолетом.
Игорь закончил учебное подразделение по вышеназванной специальности, но его определили для дальнейшей службы в автобат, на склад, то есть не по специальности. Служить поехал сын в Калининскую область, поселок Хотилово, войска ПВО Московского военного округа.
Фёдор Яковлевич, как только сын устроился на новом месте, поехал его проведать. Увидел синяки на лице и руках сына, отбитый передний зуб. Отец понимал, что это неуставные отношения и знал, что с этим надо бороться. Но Игорь, с высоты своего уже солдатского опыта в этой воинской части общества знал, что от огласки ему будет еще хуже. Просил отца не вмешиваться. Но Федор Яковлевич – кремень. Он-то знал, что вся беда казарменного хулиганства заключается в его сокрытости. Сам он сколько раз наводил порядок в воинских подразделениях. Это хотел сделать и его сын. Игорь хотел во всем разобраться сам.
Но, к сожалению, не все офицеры были такими, как Федор Яковлевич Губерский. Отец пошел к командиру части, рассказал, что его сына избивают, указал фамилии обидчиков. Потом все случилось как всегда – командир с замполитом рассказали старослужащим, издевавшимся над Игорем, что на них жалуется его отец. И стал наш Игорек «стукачом». То есть совершившим то, что по понятиям старослужащих совершать нельзя – настучал на своих же товарищей. По их пониманию получается, что бить и издеваться над молодыми солдатами – можно, а рассказывать об этом – нельзя, иначе прослывешь доносчиком. Очень удобная позиция. И беспроигрышная.
Игоря опять стали постоянно избивать, даже старослужащие из ГСМ совместно со старослужащими из роты приходили бить Игоря, одного из своих обидчиков он укусил за руку. Другой из его обидчиков, старослужащий Владимир Писеуков, дружок и собутыльник их ротного командира, носивший у себя в кармане нож, постоянно преследовал Игоря. А этот старослужащий уже был судим до армии за хулиганство, и отсидел уже 2 года 8 месяцев.
В общем, служба Игоря на новом месте складывалась трудно. Но он сумел завоевать уважение в коллективе. Ему присвоили звание старшего сержанта, сделали старшиной роты. Было много тех, кому это не нравилось. Командир роты лейтенант Резин, сначала назначил без согласия командира части на эту должность своего собутыльника Писеукова. На одном из построений тот не смог устоять на ногах, так как был в стельку пьян, и командир части майор Хицук приказал Губерскому сорвать с него лычки и отвести на гауптвахту. Игорь выполнил приказ, а Писеуков затаил на него черную злобу. Один из сослуживцев, Иногамов спросил как-то Игоря, не боится ли он мести Писеукова, на что Игорь ответил, что ничего не боится.
После этого случая командир части назначил Игоря старшиной роты. Став старшиной, Игорь напрямую столкнулся со всеми негативными явлениями в роте. Молодых солдат заставляли постоянно убирать в казарме, стирать носки для старослужащих, постоянно ставили в наряды тоже только молодых. В столовой старослужащие забирали у молодых мясо, масло и сахар. Постояно были избиения и издевательства. В своих письмах домой Игорь Губерский писал, что в его части творятся вопиющие безобразия: пьянство, неуправляемая «дедовщина», поощряемая самими офицерами, напиваясь, сами офицеры часто поднимают руку на простых солдат, труд солдат офицеры части используют в корыстных целях – ребята строят им личные гаражи. Обо всем этом Игорь заявлял открыто, говорил, что будет бороться.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

И боролся. Он стоял на раздаче пищи в столовой, следя, чтобы каждому доставалась его доля – мясо, масло и сахар. Он пресекал проявления неуставных отношений, прекратил воровство в части, так как все время присутствовал на своем рабочем месте. За что его люто возненавидели старослужашие, возглаляемые его смертельным врагом Писеуковым и его дружком Юрием Батюшко. А науськивал их на Игоря комроты Владимир Резин, так как Игорь упорно пресекал все случаи распития спиртных напитков в роте. Сам Игорь никогда не применял насилия в роте, он имел большой дар убеждения и всегда мог словами удержать человека от плохих поступков. За его положительные качества, за то, что он всегда для всех был примером, его ненавидели офицеры части.
Игорь часто говорил офицерам один на один, что они были в непотребном состоянии и позорят звание офицера Советской армии, и поэтому не имеют права требовать от солдат выполнения воинских уставов. Офицеры не раз избивали Игоря, затащив его в ленинскую комнату. Ведь на фоне этого всегда подтянутого, вежливого и умного мальчика пьющие офицеры, нарушители воинской дисциплины чувствовали себя очень неуютно. Особенно в травле Игоря отличался начальник штаба части капитан Светилов, дебошир и пьяница, всегда грязный и расхристанный, любитель распускать руки. А женам офицерского состава Игорь очень нравился, они называли его «интеллегентом» и все время ставили в пример своим мужьям.
Однажды Игорь Губерский о неуставных отношениях в части написал заметку в газету «На боевом посту», там он писал о том, что не надо подменять работу сержанта, работой офицера, но в последний момент в эту заметку чужой рукой были дописаны фамилии и факты, которые подставляли Игоря под месть старослужащих. После этой публикации на Игоря ополчились уже все офицеры его воинской части. В феврале 1988 года Игорь последний раз приезжал в отпуск к родителям. До этого из воинской части пришло благодарственное письмо, где родителей благодарили за воспитание хорошего сына-воина. Отдохнул денек дома и побежал по друзьям и по любимой Риге. Во многие места ходил вместе с отцом, с ним они много говорили о том, какие планы у Игоря на дальнейшую жизнь. Сын все просил отца приглядеть за матерью, чтобы она не делала тяжелой домашней работы. «Подожди, отец,- говорил он,- осталось совсем немного, через несколько месяцев вернусь и всю работу возьму на себя, а мамуля пусть отдыхает.»
В жизни сына появилась настоящая любовь – девушка Лена, которая души в нем не чаяла. Но все равно Игорь очень спешил вернуться из отпуска в часть вовремя. Переживал за своих солдат, говорил, что без него ребятам будет плохо: их будут бить старослужащие, заставлять работать за себя и отбирать еду. И еще намекнул отцу, что он написал «куда надо» про бардак в части, о том, что там давно все разворовано. Был сын таким веселым, жизнерадостным и каким-то воздушным. Таким его навсегда и запомнили родители.
Вернувшись в часть, Игорь написал родителям, что за время его отсутствия в роте бардак, в каптерке много разворовано, пропали даже его личные вещи. Обещал во всем разобраться, так как ключ он оставлял комроты Резину, а тот давал его кому попало…
Еще они знали, что через месяц после отъезда сына, его девушка Лена поехала его навещать. Перед отъездом забежала, забрала гостинцы от матери и отца сыну и всей его роте. Пообещала, когда вернется, все рассказать.
А потом пришла та страшная телеграмма…
Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове Юлии Ивановны, пока поезд, как казалось ей, безбожно тихо тащился в Калининскую область, туда, где ждал ее Игорек. Уже не живой.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

«НЕТ ЧЕЛОВЕКА – НЕТ ПРОБЛЕМЫ?»

«Раненая волчица и проволоку перегрызет»
Народная мудрость

На перроне вокзала их ждала машина из воинской части. В машине водитель, молодой парнишка, какой-то испуганный. И прапорщик медицинской службы Прокофьев. На вопрос родителей:
- Что с нашим сыном?
- Поедем в часть, там узнаете.
Дорога до части казалась бесконечной. В части отца и мать погибшего до вечера продержали у машины на улице. На все вопросы отвечали односложно и испуганно.
Уже стало темнеть, когда, наконец, родителей провели к командиру воинской части. Командир выглядел плохо проспавшимся. Под глазами черные мешки, глазки бегают, старясь не встречаться со взглядом матери, горстями глотал постоянно какие-то таблетки.
Юлия Ивановна, оттолкнув заведшего их в кабинет дежурного, бросилась к командиру:
- Где наш сын? - Ее голос грозил сорваться на рыдание, но она сдерживалась, как могла.
- В морге – был односложный ответ командира, он не стал ничего объяснять, не стал оправдываться, просить прощения, просто стоял и молчал, глубоко и часто дыша.
- Отвезите меня к моему мальчику! – Юлия Ивановна уже не могла сдерживаться, душившие ее рыдания вырвались наружу.
- Это невозможно! - голос командира был равнодушным, как у робота.
И тогда несчастная мать рухнула перед ним на колени:
- Да люди вы или звери! Отвезите меня к моему сыночку или убейте и нас тут же!
Этого командир уже выдержать не смог. Он вызвал шофера и приказал отвезти родителей Игоря в морг опознать тело сына. В морг родителей везли очень долго, возможно кругами и только в полной темноте подвезли к зданию. Естественно, морг был уже закрыт. Юлия Ивановна и Федор Яковлевич долго стучали в двери. Наконец в окне зажегся свет, и вышла на крыльцо какая-то женщина в белом халате. Она была очень недружелюбно настроена и категорически заявила, что в морг запрещено кого-либо пускать. Юлия Ивановна упала на землю, обхватив ноги женщины руками, умоляла ее и говорила, что та тоже, наверное, мать, и должна понять и пустить их к сыну. Женщина, ничего не говоря, посторонилась, пропуская родителей в коридор.
Как раз в этот момент из дальней комнаты на каталке солдат Соинов вывез обнаженное тело Игоря. Увидев мертвого сына, Юлия Ивановна рухнула на землю в глубоком обмороке. А Федор Яковлевич бросился к Игорю и зачем-то попытался взять его за руку. Рука была холодной и чужой. Солдат, везший каталку, попытался помешать отцу осмотреть тело сына. Офицер, привезший Губерских в морг, и солдат вдвоем скрутили отца погибшего мальчика, завернули ему руки за спину и буквально выкинули из морга на камни мостовой. Но за короткое мгновение свидания с сыном, отец успел разглядеть глубокую рану на его груди. Тело Игоря было белым, как мел, видимо от сильной кровопотери. После этого начальник санчасти капитан Холмичев, пригласил родителей Игоря в медчасть, завел в кабинет и трясущимися руками достал прострелянный и окровавленный военный билет сына: «Вот видите, вот видите! Ваш Сын самоубийца!». Родители Игоря потребовали провести независимую судебно-медицинскую экспертизу тела сына, чтобы выяснить причину его смерти. Военные отказались, а окровавленный военный билет удалили из материалов уголовного дела, передав его военкому Костину.
Потом убитых горем родителей снова отвезли в часть и там уже несколько офицеров уговаривали их как можно скорее вернуться домой. Юлия Ивановна была как каменная, она ничего не соображала, ничего не видела вокруг.
Перед ее глазами было одно видение – изуродованное тело ее любимого младшего сына на каталке в морге. Федор Яковлевич настаивал, что они сами должны отвезти тело сына домой. Его уговаривали, что впереди еще много бюрократической волокиты, не нужно им ждать, воинская часть сама берет на себя все заботы, и тело Игоря привезут им в ближайшее время(8 мая). Отец был в таком состоянии, что согласился. Юлия Ивановна не хотела уезжать без тела сына. На перроне вокзала она долго кричала и плакала, пока ее силой не затащили в вагон. Всю обратную дорогу до Риги Юлия Ивановна была в полной прострации. А Федор Яковлевич все думал – зачем командование части вызывало их? Сына им практически не показали, опознания не потребовалось, в воинской части им переговорить ни с кем не разрешили, сопровождать тело сына – тоже. Так зачем так настойчиво требовали их приезда?
Ответ на этот нелегкий вопрос пришел уже дома. Дверь в их рижскую квартиру была не закрыта на ключ, а только захлопнута. В доме стоял чужой запах. И родители поняли, что в их отсутствие кто-то побывал в их доме. Сначала подумали о банальных грабителях. Но в доме все было цело. Пропали только письма Игоря и благодарственное письмо от командира части, в своих письмах Игорь писал о безобразиях, творящихся в его воинской части. Оказалось, что сразу после отъезда родителей, к соседям Губерских, которым они всегда оставляли ключи от своей квартиры, пришел, представившись следователем по особо важным делам, заместитель командира воинской части, в которой служил Игорь, капитан Рахимкулов. Он взял у соседей ключи, проник в квартиру, отыскал и похитил письма Игоря. Тогда еще несчастные родители не понимали, зачем это делается, однако со временем все стало абсолютно ясно. Командование части обмануло Губерских - тело Игоря домой не привезли и родителям не показали. 11 мая его привезли в морг рижского военного госпиталя и в тот же день захоронили на кладбище со всеми воинскими почестями. Мать, увидев тело сына в гробу, упала в обморок. Ей не хотелось жить. Все, кто был на кладбище, обратили внимание, что даже в мундире было видно, что грудь Игоря какая-то слишком впалая, будто из нее что-то вынули (удалили грудину, ее проткнул заточкой Писеуков…).
На следующий день после похорон Федор Яковлевич пошел в военкомат. Там он увидел в руках военкома Московского РВК г. Риги полковника Костина окровавленный военный билет Игоря, переданный ему старшим лейтенантом Гореловым.
- Армия отняла у меня сына, отдайте мне его военный билет на память!
И военком Костин отдал Фёдору Яковлевичу военный билет его сына.
Комсорг части, в которой погиб Игорь, старший лейтенант Вячеслав Горелов, присутствовавший тут же, попытался перехватить билет, но отец быстро спрятал реликвию в карман пиджака. Этот военный билет еще сыграет немалую роль в собственном расследовании обстоятельств убийства Игоря, которое отныне будет вести семья Губерских.
После похорон Игоря жизнь для Юлии Ивановны утратила всякий смысл. Ее больше не волновали ни работа, ни повседневное обеспечение собственного существования. Целый год после смерти сына жила она в полном сумраке. Много раз забывала она в вагоне электрички или в автобусе то сумку с документами и деньгами, то другие свои вещи. Слава богу, что все люди вокруг знали, какое горе постигло эту женщину, и все вещи всегда возвращались к своей хозяйке. Но ее это не радовало. Ее радость и ее счастье было захоронены на том кладбище. Родные, близкие знакомые и совсем незнакомые люди поддерживали Юлию Ивановну как могли, но вернуть ей Игоря они были не в силах. Федор Яковлевич страдал не меньше, но он был мужчина, кормилец семьи, он не мог себе позволить долго показывать свое горе на людях. Потом, годы спустя, эта сдержанность проявится тяжелыми хроническими заболеваниями. Мужчины, они ведь все переживают внутри себя.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

Огромным ударом для семьи явились присланные военной прокуратурой документы, из которых стало ясно, что, якобы уже доказано, что Игорь не был убит, а покончил жизнь самоубийством. Якобы, выстрелил себе в грудь из карабина. В это ни Юлия Ивановна, ни Федор Яковлевич поверить не могли. Слишком любил Игорь жизнь, слишком был привязан к отцу и матери, чтобы решиться на такой последний шаг. Да и девушка Игоря Лена, которая последняя видела его в живых, рассказала много странного. Именно ей Игорь поведал, как за три недели до смерти его хотел забить на свалке капитан Светилов. Как кричал, избивая Игоря, что он и его отец у него «попомнят». Игорь рассказал Лене, что обнаружил в одной из пирамид в оружейной комнате не учтённые два автомата АКМ и уже успел доложить об этом «куда надо» Были свидетели, которые видели, как Игорь разговаривал с «особистом» части капитаном Костенком (который, скрыв все, пошел на повышение в Москву). А через полтора часа Игоря не стало…
Теперь уже, в свете случившихся событий становилось ясным, что и телеграмма, которую получила Лена до приезда к Игорю явно кем-то переделана. Текст ее кем-то подправлен. Подправлен для того, чтобы телеграмма выглядела нервозной, даже истеричной. Кто-то очень хотел заранее удостоверить, что Игорь в момент написания телеграммы девушке уже был «не в себе». Юлия Ивановна поняла, что фразы в телеграмме принадлежат не Игорю, ее сын никогда так не выражался. И почерк, дописавший последние фразы был чужим, хотя кто-то очень старался подражать почерку Игоря.
Когда Игоря не стало, Лену вернули с полдороги. Офицеры части очень нажимали на бедную девочку, пытались внушить ей, что это именно она во всем виновата. Лена якобы поссорилась с Игорем, и именно из-за нее он застрелился. Девушка пыталась объяснить, что они с Игорем очень любили друг друга и расстались с поцелуями, а не с проклятиями. Но офицеры настаивали, они буквально зомбировали Лену, говорили, что у них есть свидетели их с Игорем ссоры, подсовывали ей какие-то лекарства, чтобы она потеряла память. После таких действий Лена упала в обморок. Девушку повезли домой вкруговую через Ленинград, чтобы она не встретилась с родителями Игоря. Ей говорили, что нельзя с ними встречаться. Заместитель командира Рахимкулов (тот самый), довез Лену домой, поселился в квартире Лены, в её комнате и постоянно напоминал ей, что она тоже может уйти из жизни вслед за Игорем. Родителям пришлось оформить для Лены академический отпуск, она целый год лечилась.
Все те скудные данные, которыми обладали близкие Игоря, вкупе со злодейски выкраденными письмами сына, все говорило о том, что это было никакое не самоубийство, а зверское убийство, причем убийство, которое долго и тщательно готовили, старательно собирая все улики против Игоря и его семьи. Кто мог на таком уровне подготовить продуманное и расчетливое убийство? Такое под силу только командованию части и никому больше! Выводы напрашивались сами собой. Родители понимали, что уличить военных чинов в убийстве сына будет ох как непросто, ведь за ними стоит вся отлаженная и подготовленная военная машина.
И военная прокуратура, и военная медицина, и военные суды, и военное командование. Если бы они знали, насколько были тогда правы! Какая тяжелая борьба предстоит им на многие, многие годы. А если бы знали? Неужели бы спасовали и отказались от намерений вернуть своей семье и своему сыну доброе имя и покарать расчетливых убийц? Наверное, нет! Ни мать, ни отец Игоря не знали в том далеком 1988 году, в какую битву они ввязываются, не знали они, что битва эта ни на жизнь, а на смерть. Причем смертей в этой битве еще будет немало.
Но отныне все их помыслы, все старания и вся их жизнь были подчинены только одной цели – чтобы были наказаны убийцы Игоря и чтобы другие родители не повторили их горестную судьбу.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

«И ВЕЧНЫЙ БОЙ...»

«Страшен тот, кому терять нечего»
Козьма Прутков

В 1989 году в Вильнюсе ждали приезда президента СССР Михаила Горбачева. Все было как всегда. Кругом функционеры КГБ, оцепления, нагнанные толпы «ликующего» народа. То есть обычный сценарий советских времен. На пути следования кортежа поставили даже два микрофона. Но, разумеется затем, чтобы выступали по ним только проверенные люди, с проверенными и утвержденными заранее текстами.
Никто из организаторов действа не рассчитывал, что в отлаженное дело вмешается отчаявшаяся найти справедливость мать убитого Игоря Губерского.
Преследуемая милицией, пробивалась она через кордоны к микрофону. И такова была ее целеустремленность и уверенность в своей материнской правде, что ничто и никто не могли ее остановить. Протиснувшись к микрофону, Юлия Ивановна ухватилась за него обеими руками, как хватается утопающий за соломинку и что было сил закричала во включенный микрофон:
- Михаил Сергеевич! Я мать убитого в армии солдата Игоря Губерского!
Двое амбалов протолкались сквозь возбужденную толпу и стали сосредоточенно отдирать Юлию Ивановну от микрофона.
- Михаил Сергеевич! У меня вырывают микрофон, не дают говорить. Наведите порядок! Проведите расследование! Накажите убийц! Сделайте так, чтобы в армии больше не умирали наши дети! Михаил Сергеевич, помогите! – слёзы градом текли по её лицу.
Тут Юлию Ивановну оттащили от микрофона и бросили в толпу.… Но дело было сделано. Первый камешек, за которым потом последует целая лавина, был сброшен с горы. Вездесущие телевизионщики успели снять порыв отчаянья несчастной матери погибшего солдата на свои камеры. Инцидент много раз показывали по телевидению.
Юлия Ивановна потом долго не могла прийти в себя, она не помнит, как её нашли, как посадили в машину, куда повезли. Но повезли её добрые люди, которые тоже пережили такое горе. Сама Юлия Ивановна, считала, что ничего у нее не получилось, удрученная и расстроенная вернулась она домой в Ригу. Фёдор Яковлевич долго и много ездил по инстанциям, пытаясь добиться правды. А Юлия Ивановна много работала у себя в Риге, ходила по депутатам, участвовала в митингах, стояла на площади с портретом Игоря в руках, кричала что было сил: «Матери, не отдавайте в армию своих сыновей, их там убьют!».
А в сентябре 1990 года прошёл в Москве первый съезд родителей военнослужащих. Юлия Ивановна участвовала в этом съезде. Родители погибших солдат были приглашены на первый съезд родителей военнослужащих, проходивший в Москве. Приехало несколько тысяч человек. Тогда же на съезде был избран и, впоследствии зарегистрирован Всесоюзный Совет родителей военнослужащих и членов их семей. На съезде поднимались те же самые вопросы, которые волновали и Юлию Ивановну. Родители погибших в армии ребят жаловались на беспредел, который творят военные прокуратуры, скрывая правду о том, отчего погибли их дети. Требовали прекратить произвол в вооружённых силах, чтобы их сыновей прекратили убивать в армии в мирное время. В Совет вошли матери погибших в армии солдат – Некрасова, Леднева, Левина Любовь Семёновна из Кишинёва, Терехова, Чумичёв, Константинович, Ольшанская, Лаптева, Губерская, Лымарь, Бушинская, Шелудякова, Лунева, Яблоновская и многие другие. Совет состоял где-то из 90 человек.
Тогда же в Москве решили обязательно создать в регионах отделения Совета для помощи родителям погибших и подвергшихся насилию солдат на местах. Выбрали представителей для работы в региональных отделениях и Совет начал свою работу. В президиум Совета было выбрано – 15-20 человек. Это были те матери и отцы, которые согласились работать постоянно в Москве, координируя действия отделений. Но они работали не одни. Им на помощь постоянно приезжали другие родители, все, кто мог. Проводили митинги в Москве, сожгли чучело Язова у Главной Военной Прокуратуры, митинговали у его дома. Председателем Совета родителей военнослужащих и членов их семей стал собравший родителей на съезд депутат Верховного Совета СССР Уражцев, одним из его заместителей – депутат Алексеев.
Юлия Ивановна после окончания съезда уехала домой в Ригу, а несколько дней спустя позвонили от имени президента Горбачева и пригласили приехать в Москву на встречу с президентом. На обратном конце провода с Юлией Ивановной говорила Елизавета Никифоровна Некрасова, мать убитого на военной службе Миши Некрасова.
Долгожданная встреча родителей погибших солдат с президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачевым состоялась 1 ноября 1990 года в Кремле. В Москву съехались многие родители убитых в армии сыновей, чтобы добиться встречи с президентом. Их было более ста человек. Эти родители пришли в Верховный Совет СССР на приём к депутатам. Родители требовали именно встречи с Горбачёвым и не соглашались на многочисленные предложения встретиться с кем-нибудь помельче. Их два дня уговаривали, чтобы они согласились на встречу с кем угодно, но не с президентом.
Видя, что их родительские слёзы и страшное горе никого не трогают и отовсюду слышатся лишь отговорки, родители решились на крайнюю меру – они объявили голодовку. Десятки женщин и мужчин сидели и лежали в приёмной депутата и говорили, что не уйдут оттуда, пока им не будет организована встреча именно с президентом. «Мы должны рассказать ему, что на самом деле творится в армии» - твердили они. Так продолжалось двое суток. Обо всем происходящем было доложено президенту Горбачёву, и тот принял решение принять родителей. И тогда чиновники, чтобы сократить количество рвущихся на приём родителей сказали: «Пишите список, примут только тех, у кого есть паспорта».
Родителей съехалось более ста человек, многие собирались впопыхах, из них только 76 захватили с собой паспорта. Был составлен список. Список был передан депутату. Был назначен день встречи с президентом Горбачёвым –
1 ноября 1990 года.
Родителей строго предупредили, сказали, что на встречу с президентом нельзя брать с собой ничего, кроме паспортов. Родители переглянулись и решили спрятать все документы, свидетельствующие о гибели сыновей в своей одежде. Юлия Ивановна спрятала портрет сына и газету с открытым письмом Горбачёву, обвязав их вокруг пояса. Родителей погибших солдат везли в Кремль в автобусе с закрытыми чёрными шторами, которые строго-настрого запретили открывать.
Привезли в Кремль, родители вышли из автобуса, сбились в стайку. Видят перед ними стоят строем сотрудники спецслужб, проверяют паспорта. Один из них, совсем ещё молодой парнишка, смотрит на фотографию в паспорте Юлии Ивановны и не узнаёт её. «Что сынок, не похожа я на себя? Если бы у твоей матери убили сына, её бы тоже никто не узнал!». Парнишка густо покраснел, быстро сделал отметку в списках, и их всех пропустили в здание.
Родители разделись, поднялись в зал приёмов. Вошли в огромное фойе, моментально стали полукругом, каждый достал из под одежды портреты своих детей и документы. Юлия Ивановна Губерская достала большой портрет Игоря и открытое письмо к Горбачёву. С другой стороны фойе показалась толпа высших сановников государства. Идут министр обороны генерал Язов, Пуго, Катусев, увидели целую толпу родителей с фотографиями погибших детей, посмотрели на них выпученными глазами, обошли и стали чуть дальше, как мёртвые.
Через несколько минут всех пригласили в зал заседаний. У Юлии Ивановны был с собой диктофон, который ей дали знакомые журналисты из Латвии, его она тоже спрятала в одежде. Юлия Ивановна и еще несколько родителей сели за круглый стол в центре зала. Другие родители расселись за расставленные как парты столы. Несколько минут прошло в томительном ожидании. Вдруг резко распахнулись двери, и в зал стремительно зашел президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев. Президент был очень бледен, было видно, что такая встреча дается ему нелегко. Он увидел, что все женщины держат портреты убитых сыновей. Лицо президента стало белым, как мел, он замер, потом пошел, дошел до Юлии Ивановны. Долго смотрел на портрет Игоря. Она отдала президенту газету – это вам, открытое письмо. Горбачев медленно пошел вдоль всех портретов, выставленных родителями, смотрит на них и в газету. Обошел всех и сел в кресло.
Президент долго молчал, потом глубоко вздохнул и начал говорить:
- Для меня это самая тяжелая встреча. Простите! Я как президент чувствую свою вину за гибель ваших детей.
Затем стал много говорить и родители чувствуют, что разговор уходит в сторону.
Тут родители стали подталкивать друг друга: «Давайте, вставайте, говорите!».
Первой встала Зинаида Романовна Леднева, мать убитого Володи, единственного сына, студента политехнического института.
- Михаил Сергеевич! По всему Советскому союзу много таких родителей как я, только малая часть пришла сюда! Некоторых не пустили без паспортов. Многие не смогли приехать из-за чудовищной нищеты. Но они ждут нас, ждут, какое Вы примете решение!
Затем Зинаида Романовна рассказала о страшной гибели своего единственного сына. Всего один за другим, не давая никому постороннему вставить слово, выступило 18 человек, все записывалось на диктофон. Потом встала Юлия Ивановна Губерская, прошла к трибуне:

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

- Я мать убитого в армии в мирное время капитанами воинской части Игоря Губерского, убийство скрыто прокуратурой, которая в сговоре с командованием воинской части. Сын стал свидетелем продажи оружия. Помогли скрыть преступление не только командир части, но и генерал Шелепов, возглавляющий прокуратуру ПВО в Московском военном округе, об этом знают другие генералы! Михаил Сергеевич, помогите восстановить доброе имя наших сыновей! Помогите наказать виновных и скрывающих улики! Прекратите поток цинковых гробов из армии!
После этого выступило еще двое родителей. Затем наступило долгое и тягостное молчание. Горбачев думал и что-то помечал в своей записной книжке. Наконец он поднял голову и посмотрел на пришедших родителей:
- Я понимаю, что горе ваше невосполнимо, мне очень больно, что ваши дети не вернулись живыми из армии. Я обещаю, что сделаю все, чтобы преступления были раскрыты. Мы создадим специальную комиссию, но надо, чтобы вы, родители, тоже приняли участие в ее работе. Сейчас вас отведут в другой зал, и вы выберете пятерых, которые согласны и смогут работать на постоянной основе. Через час вас пригласят снова, и вы скажете мне, кого выбрали.
Родителей привели в небольшой зальчик по соседству. Они стали совещаться, кого выбрать в члены комиссии. Многие родители отказывались, так как дома их ждали работа, семья и много дел. Выбрали тех, кто считал теперь делом своей жизни найти убийц своих сыночков. Выбрали Елизавету Некрасову, все проголосовали, ведь это она всех пригласила, второго – Чумичева Владимира Васильевича из Литвы, третьим – Ледневу Зинаиду Романовну, четвертая – Губерская Юлия Ивановна, пятый - Познанский Юрий Михайлович. Наметили план работы, что должна делать комиссия.
Через час все родители вернулись в главный зал приемов, где их уже ждал президент Горбачев. Каждый выбранный в состав комиссии дал свое согласие. Юлия Ивановна сказала, что она не отступит, и будет находиться здесь в Москве, пока все убийства не будут раскрыты. На работу не вернется, будет работать здесь, восстанавливая справедливость.
Горбачев сказал, что все родители могут ехать домой, готовить вопросы и материалы для рассмотрения на комиссии, а вновь избранные члены будут вызваны правительственными телеграммами в Москву. За работающими будет сохранено место работы и зарплата.
Родители, воодушевленные случившимся, вернулись домой. Приехала в Ригу и Юлия Ивановна. Она рассказала Федору Яковлевичу о случившемся и была очень довольна тем, что президент обещал всяческую помощь. Через некоторое время приходит правительственная телеграмма: «Прошу прибыть в Москву для участия в работе комиссии по проверке объективности расследования причин гибели военнослужащих. Заседание состоится 26 ноября сего года в 1990 года».

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

«ВОДА И ПЕСОК»

Боюсь, что скоро вечеринка
закончится – улыбнулся Смерть.
- Почему?
- Они требуют, чтобы в конце
вечера я снял маску.

Терри Пратчетт, «Безумная звезда»

Юлия Ивановна Губерская срочно выехала в Москву работать. Приехали все родители, избранные членами комиссии. Приехали и другие родители погибших в армии ребят – Ямансарова Минзия Хусаиновна из Стерлитамака (Башкирия), Смарунь Вера Дмитриевна из Киева, Иванова Елена Яковлевна их Черновцов (Украина), Седова Людмила Ивановна из Рубцовска (Алтайский край) и многие другие. Привезли обращения в комиссию, документы. А также присоединились к работе в комиссии Полукарова Валентина Николаевна, Терехова Лидия Павловна, Ольшанская Александра Анатольевна, Тимошин Вячеслав Иванович, все из Москвы. У них тоже у всех погибли дети, Лаптева Валентина Михайловна из Москвы и многие другие. Двери комиссии были открыты для всех, многие матери стали работать в приемной на Рыбном переулке, принимая родителей погибших и убитых в армии сыновей.
В составе вновь созданной комиссии были: депутаты, независимые юристы представители ГВП, судмедэксперты высокого класса. Возглавил комиссию Калмыков Юрий Хамзатович, депутат Верховного Совета СССР. Заместителем стал депутат Алексеев. Комиссия приступила к работе 26 ноября 1990 года.
Некоторые родители быстро попали под влияние главной военной прокуратуры и стали уговаривать других родителей признать результаты официальных расследований. Таких выводили из состава комиссии.
В СМИ дали информацию, что есть приемная в Рыбном переулке и существует такая комиссия. Стали поступать письма и стали приезжать отцы и матери со всех концов Советского Союза. Комиссия работала с утра до ночи, так она была загружена. Дел о гибели военнослужащих в мирное время были сотни.
Практически все дела были однотипные, все вдруг становились самоубийцами или умирали от неизвестного яда. Вердикты прокуратуры: застрелился, повесился, утонул в луже…
Через некоторое время Юлия Ивановна Губерская от комиссии дала телеграмму на имя Горбачева: « Мы матери, члены специальной комиссии, проанализировав ход выполнения указа президента отмечаем, что требования наши не выполнены: не создан закон, защищающий честь, здоровье и достоинство советского воина, не создана независимая группа по расследованию дел о гибели наших сыновей. Не переоформляются извещения о гибели военнослужащих при исполнении ими обязанностей военной службы, что ставит семьи на грань нищеты. Не привлечены к ответственности за сокрытие убийств военнослужащих чиновники прокуратур всех уровней. В настоящее время в комиссию поступило более 10 тысяч писем о гибели и травматизме в мирное время. Более 3 тысяч граждан записалось на личный прием. Требуем продолжения работы комиссии и создания постоянного комитета при президенте СССР по делам военнослужащих и их семей. От Вашего решения зависит судьба Армии. Если решение не будет принято в течение ближайших двух недель, мы, родители погибших в армии военнослужащих, будем вынуждены сорвать весенний призыв, ибо мы не хотим больше получать из армии цинковые гробы!»
Комиссия без конца изучала дела, посылала запросы, требовала отмены решения о прекращении уголовных дел, возобновления следствия. Как правило, получала ответы, что все проверено, все хорошо, в эксгумации отказано. Главная Военная прокуратура, как попугай, слала однотипные ответы – все нормально, все хорошо. Комиссия потребовала предоставить из ГВП 107 уголовных дел. Прислали только 96 дел по погибшим мальчикам. По какой-то причине вдруг стали гореть уголовные дела вместе с прокуратурами. Сгорело дело Седова, дело Сюриса. С делом Седова вообще творилось невообразимое – оно дважды пропадало, восстанавливалась, находилось во всесоюзном розыске.
Комиссия тщательнейшим образом изучила 96 с таким трудом добытых уголовных дел, из них согласилась с заключениями военных только по четырем делам. Остальные 92 дела были признаны недостаточно расследованными, выводы – преждевременными. Поэтому, по выводу комиссии, все эти дела должны быть опротестованы. Такие результаты рассмотрения дел полностью перечеркнули работу Главной Военной Прокуратуры, доказали ее ненужность, а порой и очень большую вредность. Вся ее деятельность – чистая фикция. Были выявлены грубейшие нарушения ведения дознания, следствия, формальное отношение к жалобам родителей, родственников. Наиболее грубые нарушения – в уголовных делах по фактам смерти Станиславского, Русяева, Губерского и Мазур. Однако до сих пор лица, виновные в этих грубейших нарушениях, не привлечены в уголовной ответственности. Продолжается волокита, и прокуратуры всех уровней продолжают настаивать на версиях самоубийства. Во всех делах прослеживаются однотипные нарушения: уничтожение улик, вещественных Доказательств, неквалифицированный осмотр места происшествия, возбуждение уголовных дел и их закрытие командованием воинских частей, в которых произошло это происшествие, так как именно это командование кровно заинтересовано в сокрытии Чрезвычайного происшествия (каковым, вне всякого сомнения, является трагическая гибель военнослужащего), негативно влияющего на дальнейшее продвижение военных чиновников по служебной лестнице. Практически во всех случаях при расследовании гибели военнослужащих прослеживаются попытки увести от ответственности командование воинских частей.
В результате работы комиссии был подготовлен и направлен в различные инстанции, в том числе и президенту СССР Горбачеву заключительный доклад со всеми выводами и предложениями. В этом докладе члены комиссии требовали вывести из состава ГВП генералов: Васильева, Смирнова, Шелепова, Фролова и других, причастных к сокрытию истинных причин смерти военнослужащих. Также комиссия, проведя серьезное и объемное исследование сложившейся ситуации, настоятельно требовала упразднения самой Главной военной прокуратуры, так как именно ее работники являлись главным звеном сокрытия истины, и делали все, чтобы родители никогда не узнали правду о гибели своих сыновей. И тысячи родителей получили от этих генералов лживые отписки о причинах смерти.
Привожу яркий пример отписки ГВП по военнослужащему Ткачеву: «Ваш сын, находясь на посту, попросился в туалет и в туалете насадился прямой кишкой на ручку швабры на 18 см». (история страшного убийства солдата Ткачева будет описана в этой книге подробно). В ответ на эту бессовестную и жуткую отписку на встречу министром бороны СССР Язовым, и другими генералами Юлия Ивановна Губерская пришла с деревянной шваброй, которую поставила в уголке. Зачитав ответ генерала Васильева по Ткачеву, она взяла из угла швабру и предложила этому генералу: «Товарищ генерал, снимите штаны и засуньте себе ручку на 18 сантиметров и мы посмотрим, сумеете ли вы это сделать сами!» Генерал покраснел, как рак, подскочил и убежал и зала.
Главная Военная Прокуратура после всех этих изобличений родителями погибших и пострадавших в армии солдат была упразднена в 92 году - вместо нее было создано Главное Управление по надзору за исполнением законов в вооруженных силах Российской Федерации, руководителем которой стал Валентин Николаевич Паничев. К сожалению, после развала Советского Союза Главная Военная Прокуратура возродилась, как птица феникс и до сегодняшнего дня продолжает заниматься тем же, чем и раньше.
Комиссия при президенте Горбачеве, к сожалению, проработала всего три месяца и ни одно из указаний президента не было выполнено. В феврале 1991 года люди из аппарата президента сказали, что комиссия прекращает свою работу, и ее члены могут все уезжать домой. За все это время члены комиссии встречались: с Горбачевым 7 раз (на этих встречах присутствовали и Язов, Лукьянов, Пуго, Катусев и многие другие крупные сановники). И каждый раз президент обещал, что все будет хорошо. Члены комиссии много ездили по воинским частям, одни и вместе с депутатами. И так получалось, что очень часто депутаты Верховного Совета ничего не находили, а родители устанавливали факты неуставных отношений, изнасилования, не только старослужащими, но и офицерами. После каждого такого выезда членами комиссии создавались акты проверки войсковых частей, где подробно описывались все найденные нарушения. Юлия Ивановна и другие матери погибших солдат, страшно изматывались, почти ничего не ели, так было много работы. И только работа, только помощь другим матерям, потерявшим сыновей и матерям, жизнь сыновей которых еще можно было сохранить, давали им силы жить и бороться. Но здоровье Юлии Ивановны начинало сдавать. Постоянно по вечерам приходилось вызывать скорую помощь, которая приезжала, делала уколы, а утром в 6 часов – снова за работу.
Когда за месяц до закрытия комиссии уже было понятно, что ее работа пробуксовывает, родители погибших ребят и другие матери и отцы в конце января 1991 года собрали Чрезвычайный всесоюзный съезд родителей военнослужащих. На съезд собрались родители из всех регионов страны, тысячи человек (около двух тысяч представителей). На Чрезвычайном съезде был утвержден созданный ранее Всесоюзный Совет родителей военнослужащих и членов их семей. Выбрали председателем комиссии Алексеева Анатолия Алексеевича, депутата Верховного Совета.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

Съезд обратился к Горбачеву с обращением, чтобы комиссия продолжала работать, и председателем комиссии стал Алексеев (Калмыков к этому времени был тяжело болен). Горбачев издал Указ обо всем этом. Но в феврале 1991 года комиссия была расформирована.
1 мая 1991 года родители военнослужащих, погибших в армии в мирное время, объявили голодовку на Красной площади. С требованием выполнения Указа Горбачева. Группа голодающих родителей была оцеплена милицией, родителей избили, у Юлии Ивановны оторвали рукав у пальто. Разогнали окровавленных и избитых беззащитных уже немолодых людей, потерявших в армии своих детей. На третий день после разгона и избиения голодающих родителей прошел митинг у здания на Охотном ряду, пришло не менее 50 родителей, Юля Ивановна Губерская и другие родители на трибуне стали говорить об убийствах их сыновей. С трибуны их опять стащила милиция, родителей стали оттеснять к подогнанной специально машине, хотели куда-то увезти. Федор Яковлевич Губерский держал дверь, за которой скопилась милиция, и тем временем выпустил демонстрантов через другую дверь. Однако такое противодействие не остановило осиротевших родителей. Им нечего было уже терять, самое страшное в их жизни уже случилось. Они обещали и дальше проводить акции.
Как только Борис Николаевич Ельцин стал президентом России, он тоже встречался с родителями погибших военнослужащих и по требованию Всероссийского Совета Родителей Военнослужащих и взамен старой расформированной комиссии, создал новый Комитет по делам военнослужащих и членов их семей при президенте РФ, как преемник прежней комиссии, в том же составе.
Родители и другие члены теперь уже Комитета создавали группы быстрого реагирования и ездили по воинским частям, откуда приходили обращения ребят по неуставным отношениям и другим нарушениям законов.
Дела об убийстве сыновей заново расследовались, отменялись, направлялись на доследование в те же самые прокуратуры, где их сфальсифицировали, и все снова возвращалось на круги своя. Просуществовав ровно три месяца (какая-то магическая цифра) и попортив много крови военным, был расформирован и Комитет при Ельцине. Расформирован, оказав помощь более чем двум тысячам обратившихся граждан. Все три месяца работы деятельность Комитета целенаправленно бойкотировалась. То не давали помещение, то уголовных дел, то не спешили вызывать специалистов. Все уголовные дела, как вода в песок уходили в возрожденную ГВП.
Матери требовали эксгумаций практически всех убитых мальчиков. Но эксгумации разрешали с большим скрипом. Подняли только Некрасова Михаила и Костогрыза Андрея. Юлия Ивановна участвовала в обоих эксгумациях. Мальчики были подняты из земли, их тела повторно тщательно исследованы. В результате данные обеих эксгумаций отвергли первичное заключение судебно-медицинской экспертизы о смерти Некрасова от 17 болезней, а старшего лейтенанта Костогрыза от болезни сердца. В обоих случаях повторная экспертиза показала преднамеренное убийство
По обоим делам были вынесены постановления на новое расследование, и их опять передали в те же прокуратуры на доследования. Органы доследования провели «объективное, всестороннее и полное расследование» и отвергли результаты независимых экспертиз. Оказывается, Миша Некрасов с множественными переломами костей и проломленным черепом, умер все-таки от 17 врожденных болезней, и Костогрыз все-таки оказался с больным сердцем.
В конце концов, и второй Комитет уже при новом президенте тоже был закрыт, после трех месяцев постоянного противодействия его работе. Но родители не успокоились. Они опять объявляли голодовки, митинговали всюду с помощью депутатов Верховного Совета.
И добились, чтобы теперь уже при Правительстве Российской Федерации был создан новый комитет (в конце 91, начале 92 года). И этот комитет просуществовал немного. Функции расследования у него были отняты. Только работала приемная, родители на общественных началах принимали документы, которые направлялись в те же самые прокуратуры.
В общем, всего с 1992 по 1993 годы родители провели восемь эксгумаций: Михаила Некрасова – дважды, Андрея Костогрыза, Игоря Губерского, Олега Седова, Геннадия Журавлева, Юрия Солящева, Дмитрия Кузнецова, Владимира Кирсанова и все эти эксгумации подтвердили, что родители были правы и их сыновей убили.
Но до суда дошли только дела:
1. По гибели Леднева Владимира, где военный суд установил, что растерзанное тело Володи является только результатом доведения его до самоубийства,
2. Журавлева Геннадия, тоже доведение, хотя были множественные пулевые ранения,
3. Левина Виталия, которого подонки в военной форме изнасиловали, связали колючей проволокой и жгли на костре. Суд признал, что Виталик убил себя сам. Его мать почти сразу после ТАКОГО суда умерла от горя и позора гибели своего единственного сына.
После этого и правительственной комиссии снова не стало, удалось создать комитет при Верховном Совете, но тот просуществовал вообще микроскопическое количество времени, не успев ничего сделать.
После этого родители не могли пробиться больше ни в какие инстанции. Все обещания высокопоставленных лиц и президентов оказались просто обещаниями. Все попытки официальной власти заигрывать с родителями погибших военнослужащих и имитировать видимость оказания ими помощи и поддержки закончилось в 1992 году.
Но борьба матерей продолжалась. За краткое время работы комиссий и комитетов родители добились неоднократных встреч с Горбачевым, Ельциным, Гайдаром, Язовым, Шапошниковым, главными военными прокурорами Катусевым и другими. Все они изображали сочувствие, обещали помочь и установить в армии порядок, чтобы солдаты были защищены законом, но ничего не изменилось, и никто из офицеров не был наказан. Если убийство проводилось рядовыми или было доведение до самоубийств старослужащими, то здесь, хотя и с огромным трудом и в очень редких случаях, но еще можно было чего-то добиться, но если убийства совершали офицеры – родителей встречала непробиваемая стена. Ничего, абсолютно ничего не возможно было доказать ни один волос не упал с головы убийц в погонах, они продолжали строить свои карьеры на гробах убитых мальчиков.
Многочисленные приезды родителей в Москву со всего Советского Союза, которые устраивали митинги, голодовки: Смарунь, Леднева, Левина Любовь Семеновна из Кишинева, Ямансарова, Чумичев, Губерский, Шкрюм Таисия Ивановна из Днепропетровска (Украина), Лымарь Любовь Михайловна из Челябинска, Станиславская Татьяна Алексеевна из Батуми, Кочешков Борис Васильевич из Братска, Седова, Соломатина, Рубченя (из Белоруссии), Долгополов Алексей Иванович из Ленинграда, Криваткин Лев Самуилосвич из Нижнего Новгорода, Стариков Леонид Алексеевич, Борисова Валентина Ивановна из Долгопруднова, Дедова Тамара Васильевна, тоже из Ленинграда. И многие, многие другие. А также многочисленные родители из самой Москвы: Некрасова, Полукарова Валентина Николаевна, Терехова Лидия Павловна, Щербакова Людмила Никлолаевна, Тихомирова, Тимошин, Яблоновская Эвелина Гришавна, Чертова Клара Петровна, Литвинова Раиса Тимофеева и еще очень много других родителей и родственников погибших мальчиков.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

Советский Союз развалился, Всесоюзный совет родителей и членов из семей прекратил свое существование вместе с ним, а горе, боль и отчаянье родителей, оставленных в годы разрухи на голодное вымирание в республиках бывшего Советского союза остались, и письма от них рекой шли к родителям, которые оставались и работали в Москве, продолжая дело Совета родителей. Леднева, Левина, Смарунь, Губерская работали постоянно, изо дня в день, из года в год, жили на пенсии, у кого они были и помощь родственников, некоторые из родителей, отработав полный рабочий день на приеме пострадавших, вынуждены были по ночам выполнять любую грязную работу (мыли полы и т.д.). И многие москвичи, работая по основному месту, продолжали помогать работающим. Это были: Лаптева Валентина Михайловна, Пашкова Маргарита Александровна, Константинович.
Так как обращения и жалобы из всех бывших республик Советского Союза не прекращались, а их количество с каждым днем только увеличивалось, в конце концов был создан Международный Комитет по правам военнослужащих и членов их семей, который продолжал свою нелегкую работу, защищая законные права и интересы родителей погибших ребят, инвалидов, военнослужащих любого ранга и звания. Получали обращения родителей, собирался президиум, писали обращения, приходили на прием в Генеральную прокуратуру, вместе с матерями погибших. С величайшим трудом добивались встреч с высокими чинами.
Так, генеральный прокурор России Казанник Алексей Иванович, отнесся к просьбам родителей погибших со всей ответственностью и действительно давал указания рассматривать обращения родителей погибших ребят. Казанник настойчиво требовал от военных проводить действительно полные и объективные, всестороннее расследования и докладывать ему о результатах. Но вскоре после этого Казанника сняли, пришел другой, который относился к просьбам родителей уже хуже.
В начале 1994 года Федор Яковлевич Губерский приехал в Москву уже для постоянной общественной работы в Международном комитете по приему родителей погибших, травмированных, инвалидов и военнослужащих любого ранга. У него был огромный опыт общения с военными и разрешения любых проблем, возникающих в армии. Федор Яковлевич постоянно ездил по госпиталям, воинским частям, добивался проведения расследования по происшествиям с последующим комиссованием пострадавших пацанов по болезни при исполнении обязанностей военной службы. Не смотря ни на что, работа продолжалась и продолжается до сих пор.

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!

«КОНЕЦ? ИЛИ НАЧАЛО?»

« Никто не помнит имени певца, но песня
его будет жить вечно…»
Терри Пратчетт, «Последний герой»

Так уж получилось, что битва родителей погибших военнослужащих против Системы была проиграны. Или нет? Ведь не смотря на кропотливую и многолетнюю работу множества комиссий и комитетов, практически ничего не удалось сделать. Ну, доказали, что мальчики погибли при исполнении обязанностей военной службы, «выбили» родителям мизерные льготы и нищенские пенсии. Ну, в одном случае из пятидесяти нашли и наказали виновных в убийстве или доведении до самоубийства. Причем наказали очень мягко. Во всех ведь остальных случаях все дети так и остались самоубийцами, даже тогда, когда даже ежу понятно, что это убийство (как в случае с Игорем Губерским). Но ежей, в ГВП не держат, там одни генералы и полковники, у них «соображалка» работает в другую сторону.
Так получается, все зря? Десятилетия борьбы сотен несчастных родителей, их растраченные жизни, их ранние и мучительные смерти? Дворец военной прокуратуры по-прежнему стоит невредимый, как башня волшебника, продолжая множить мнимые самоубийства в армии. Мало того, он еще и размножился, у него теперь есть брат-близнец – Главное следственное управление и множественные военно-следственные отделы, занимающиеся зачастую тем же самым.
Но, с другой стороны – а кто говорил, что будет легко? Ведь система стоит десятки лет, и все это время поглощала и погибших пацанов и их родителей, даже не поперхнувшись. А тут поперхнулась и еще как! Родители заставили-таки могущественную прокуратуру дрожать и бояться. Заставили давать многочисленные отписки. Унижаться перед комиссиями и комитетами. Заставили! Даже, пусть на непродолжительное время могущественная ГВП была уничтожена, заменена, другим, более гибким подразделением. Пусть потом и возродилась, но все-таки было ведь! Значит можно! Значит, нет не сдаваемых крепостей и неразрушимых башен? Значит надо продолжать, принять эстафету из ослабевших и стынущих рук прежних неутомимых бойцов…
И одной из эстафетных палочек, передаваемых их рук в руки, может стать эта книга. Ведь СЛОВО – это мощное оружие, наверное, самое сильное оружие на свете. Словом можно убить, словом можно возродить к жизни, им можно покарать и уничтожить. Просто надо уметь этим оружием пользоваться.
Мертвые мальчик уже никогда, ничего и никому не расскажут. Они давно стали травой и землей. Уходят к ним навстречу и их старые и больные родители. Но на страницах этой книги они навсегда останутся живыми. Хотя книга и посвящена мертвым. Но мы с вами, всматриваясь в эти прекрасные юношеские лица, не будет видеть в них мертвецов - для нас они тоже навсегда останутся живыми. Мы будем любить их, переживать за них, помнить о них. И проклинать тех, кто убил этих чудесных парней и тех, кто помог убийцам уйти от ответственности и людской кары! И наше проклятье настигнет их всех, кто бы они не были и где бы они ни были!
Ведь есть, есть Высший суд, от которого не уйти, не спрятаться, ни за высокими заборами, ни за погонами с большими звездами. Этот суд уже покарал многих, достанет и остальных!
Много бед выпало на долю русской нации в минувшем двадцатом веке. Полной чашей пил наш народ страданья, голод, смерть и бесчестье. И вот, когда казалось, все уже закончилось, и жизнь стала налаживаться, нам пришлось с мирное время хоронить лучших их своих сыновей. Пророс и становится на ноги двадцать первый век. И разве что-нибудь изменилось? Сегодня не идут войны и не гибнут мальчишки в мирной армии? Еще как! Сегодня родителям погибших говорят правду, и государство хотя бы извиняется за свое людоедство? Если бы!
И именно поэтому – читайте, сострадайте и думайте!

Двадцатый Век – палач земли моей!
Война и голод, смерть и лихолетье.
И нет врагов самих себя страшней,
Стенают жены и рыдают дети…
Двадцатый Век – палач земли моей!

Лежит земля в бурьяне, как в крови,
Мужик – кормилец на кресте распят,
Не вспоминай о чести, о любви
А в душах страх, как трупный яд…
Двадцатый Век - палач земли моей!

Топтал сапог захватчика поля
Сломал хребет захватчику народ,
Но как ты обезлюдела земля –
Великою ценой оплачен счет…
Двадцатый век - палач земли моей!

Сегодня снова кровь и цепкий страх,
И наши дети в цинковых гробах,
Опять встает коричневый рассвет
И на родной Руси нам места нет…
Кем станешь ты ей, Двадцать Первый Век?

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!