«Здравствуй, Лена! Ты меня, наверное, поймешь. Надо, чтобы это письмо никто не видел. Передай его брату Косте. Вот видишь , Лена и к нам в дверь постучалась беда. Пишу я из госпиталя. Лежал две недели в реанимации, отбили селезенку. Сделали две операции.
25 февраля заступил я в наряд дежурным по роте. Старшина сказал, чтобы убрали из сушки бочки. Я передал дневальным, а те видно забыли. Утром меня старшина вызвал в сушилку. Вдвоем с одним дедом сбили меня с ног и запинали. В это время зашел дежурный по части. На старшину завели дело. Приходил ко мне, просил прощения. Не знаю, как ему помочь. Костя, меня наверное, комиссуют. Если будет все нормально, то поваляюсь еще 2 или 4 месяца и все. Видишь, не получилась у меня служба, как у тебя. Маме с папой ничего не говори. Письмо не показывай. До свидания. Паша».
Такое вот письмо получил от своего младшего брата из армии Костя Плаксин. Родителям, как просил Павел, ничего не сказал, а сам на работе показал письмо, взял три дня в счет отпуска и на следующий день, 19 марта 1985 года выехал к брату, сказав родным, что едет в командировку в Тюмень.
22 марта утром Костя приехал на станцию Тюра. Там и стал узнавать, как проехать в Ленинск, но ему сказали – без пропуска никак. Костя после ряда передряг все-таки прорвался в Ленинск, но в том госпитале его брата уже не было. Благодаря одной женщине он связался с госпиталем, находящимся на 128 площадке, где лежал теперь Павел, и разговаривал с хирургом, который оперировал брата. Тот сказал, что сейчас Павлик в тяжелом состоянии, ему уже сделали три операции. На последней - удалили спайки в кишечнике. Строить прогнозы хирург не решился, хотя уверял, что операцию сделал хорошо. Вернувшись на станцию Тюра, Костя пытался связаться с командиром воинской части Павла, но его убедили, что командир ничем не поможет, мол, часть режимная и так далее. Костя был вынужден выехать обратно домой и приехал 24 марта. Родителям так ничего и не сказал.
А 29 марта 1985 года мать Палика Плаксина вызвали в Ленинский райвоенкомат и сообщили о гибели ее сына Павла в результате несчастного случая. Домой прислали телеграмму: «Ваш сын трагически погиб 27 марта 1985 года».
В военкомате родителям и Косте выписали билеты и в тот же день они вылетели за телом сына и брата. Только после получения телеграммы о смерти Павла, Костя рассказал родителям, что ездил к нему и о том письме. Мать попросила показать письмо, но старший сын признался, что, чтобы не расстраивать родителей на обратном пути в Оренбург он письмо и все бумаги сжег.
Вылетели в часть 30 марта, перед вылетом дали телеграмму командиру, чтобы их встретили на аэродроме. Но никто родных погибшего военнослужащего не встречал. Костя по старой памяти пошел в комендатуру, дежурный связался с воинской частью Павла и сказал, что представители приедут через час. Прошло 5 часов, и уже отец Павла пошел ругаться в комендатуру. Там сидел уже другой дежурный, который сказал, что они нигде не записаны, и никто никому ничего не сообщал.
Только после этого через полтора часа приехали: командир роты Николаенко и замполит части, фамилии родители не запомнили, так как на следующий день с сердечным приступом тот лег в госпиталь. Все вместе вышли из здания вокзала и офицеры начали рассказывать, что произошло с Павлом Плаксиным. Как было можно сообщать о гибели сына в таких условиях! Неужели нельзя было для это выделить хотя бы комнату? Всем троим родным Павла было так плохо, что просто нельзя этого описать.
А вот что им рассказали: старшина за дело стукнул Павла два раза. Дежурный по части, зашедший в сушилку, увидел Плаксина согнувшимся пополам от страшной боли. Павлика тот час же отвезли в госпиталь, где ему сделали одну за другой три операции, но он после третьей операции, так и не придя в сознание, умер. И это все - из-за двух ударов старшины?
Когда родители спросили, где находятся убийца из сына, ответ был - старшина Чихаидзе на гауптвахте, а второго, оказывается, не было. Но командир роты, поняв, что родные знают о наличии второго избивавшего Павла, поправился, что второй, по фамилии Попов, на гауптвахте, но доказательств, что он тоже избивал Плаксина, нет никаких. Тогда родители заявили, что у них такое доказательство есть – письмо Павлика, где он подробно описал то, что с ним случилось. Офицеры после этого страшно растерялись, не знали, что и сказать.
Родителей Павла поселили в вагончике, где временно проживают родители, приехавшие навестить своих живых сыновей. Представьте, как тяжело было осиротевшим отцу и матери трое суток (так долго их не пускали в воинскую часть) находиться среди родителей, которые приехали сюда по просьбе своих пока еще живых сыновей.
И как много очень интересного об этой воинской части рассказали им эти родители. Со слезами на глазах несчастные отцы и матери говорили, что их дети не велят никому ничего рассказывать, так как тогда они (родители) их (своих сыновей) никогда больше не увидят живыми.
В этом вагончике был мужчина, приехавший к своему сыну уже второй раз. В первый раз его сыну свернули челюсть, в этот же раз сына посадили на гауптвахту за какую-то ничтожную провинность. Старший по гауптвахте стал избивать его, при этом спрашивая: «Какая рука сильнее?», пока парень не догадался сказать: «Обе одинаковые!». Тогда дежурный парня на землю и стал пинать ногами, при этом спрашивая: «А какая нога сильнее?», пока сын не крикнул: «Обе одинаковые!». После этого дежурный поставил солдата лицом к стенке, к затылку приставил пистолет, приказал каяться. Утром этот дежурный зашел на гауптвахту и просил прощения, за, как он выразился, «шутку». Я, говорит, перебрал вчера немного. А у парня после этой «шутки» появились боли в сердце. Этот отец должен был уехать 2 апреля, но сдал билет и остался еще.
Из города Тольятти приезжала мать к сыну второй раз. Плаксины уже уезжали, а она все ждала - сын второй раз лежал в госпитале. В первый раз – с отбитыми почками. Другой мужчина по этой же причине приезжал пятый раз и каждой раз переводил сына в другую часть, лишь бы дослужил и вернулся домой живым.
Там был еще отец – Янгибаев Халмакалид, из Туркмении, работает учителем. Его сын сначала служил в Астрахани, сейчас служит в Ленинске, здесь ему отбили почки, своротили скулу, сейчас он приехал в третий раз. Его сын исчез вообще, через две недели обнаружился в другой части. Просит: «Отец, отец, забери меня отсюда, а то я или погибну, или повешусь!». Вот такие невеселые разговоры слушали родители погибшего мальчика трое суток.
21 апреля пришел следователь военной прокуратуры капитан Шевченко и первое, что он спросил, очень агрессивно: «Где письмо?». Родители сказали, что письма с ними нет, но Костя подробно пересказал его содержание и назвал людей, которые это письмо читали.
Шевченко дал родным прочитать показания Павла, которые он написал 9 марта. Там Плаксин писал, что его избили 25 февраля еще до заступления в наряд двое армян. А старшина Попов, мол, его не бил. Однако Шевченко сказал, что эти показания ложные, так как с полученной травмой Павел бы целые сутки не прожил. Там счет шел на минуты.
Гроб с телом Павла Плаксина сопровождали командир роты и двое солдат-близнецов. Когда прибыли в Магнитогорск, солдат, к их большому удивлению, сразу же отправили в отпуск на 5 суток домой. И они тут же уехали, родители даже не успели их ни о чем расспросить. Остался один Николаенко, которому было, кроме того, поручено допросить свидетелей, которые читали письмо Плаксина. Он своего дело до конца не довел, допросив не всех. А перед выносом тела Павлика тихо «смылся», оставив интересную записку: «на кладбище не пойду, а то меня бабки разорвут».
Плаксина почему-то хоронили без почетного караула и воинских почестей, как какого-то самоубийцу, а ведь он погиб при исполнении служебных обязанностей. Зверски убит старшим по званию в сговоре с другим военнослужащим.
Личные вещи Павла, его комсомольский билет, фотографии, письма, родителям так и не вернули.
25 мая мать Павлика, Галина Михайловна, ездила знакомиться с материалами следствия. Пришла телеграмма, что дело по избиению Павла Плаксина Чеханадзе и Поповым, будет передаваться в суд, просили приехать, ознакомиться. 29 мая мама и бабушка Павла Плаксина приступили к ознакомлению с материалами проведенного расследования. Начали знакомиться в 11 утра, закончили к 18 часам вечера.
То, что узнали родные Павлика, страшит их до сих пор. Кажется, что это сон и они вот-вот должны проснуться, но нет, сон все продолжается. Давали им два тома – первый подшит, но листы в нем не пронумерованы, второй вообще не подшит, все листы лежали россыпью, но мать заставили расписаться, что с материалами следствия она ознакомлена.
Ручаться, что все допросы в конечном варианте останутся неизменными, нельзя. А ведь во многих допросах солдаты делают чистосердечное признание, что на них уже сейчас оказывается сильное давление и они хотят дослужить и вернуться домой. Много вины на офицерах части, и они тоже давят на солдат.
В первом томе много показаний, что Павлик 25 февраля жаловался на боли в животе, и что Чеханадзе и Попов – хорошие солдаты.
Мать знала, что ее сын Паша, если бы выжил, это дело так бы не оставил, он продолжал бы добиваться справедливости. Ведь он воспитан в честности. Находясь в части, он не мог добиться правды, так как командование прекрасно знало обо всех избиениях, и к ним обращаться было бесполезно.
Но во втором томе мать узнала, что перенес ее сын и все солдаты, которые служили в этой части, каждый из которых мог оказаться на месте ее Павла. Много солдат дало показания, что Павла Плаксина постоянно били, били за то, что он не хотел избивать других. Били его даже спящего, в кровати, били в строю, били пинками сапог в ягодицы, поясницу, часто били в лицо и по голове. Когда заводили в сушилку или каптерку, то были слышны глухие удары об решетку, о стену, громкий крик: «Мама!», а затем глухие удары ног, обутых в тяжелые сапоги о тело, глухие стоны. Как показали солдаты, избивающих было 10-15 человек. Павлика Плаксина били тридцать раз в месяц – иногда один раз в день, иногда раз в два дня, иногда в день два раза. Избивали его с декабря месяца, то есть с того дня, когда его назначили командиром отделения. Чеханадзе и Попов избивали и всех солдат Павла. Одного солдата они били 35 раз, другого – 25, били за то, что не вовремя легли спать, неправильно заправили кровать, кто-то кашлянул в строю. В общем, били за все. Им не нравилось, как брились солдаты – горящими окурками прижигали волосы на лице. Не нравилось, как подстриглись – тупым ножом подстригали волосы на голове до кровавых ран.
Однажды, а это было в показаниях многих солдат, их в 25 градусный мороз выгнали на улицу, заставили бегать три раза вокруг плаца, а затем - упор на руки и на ноги и плотно прижиматься грудью к мерзлой земле. После этого многие поморозили ноги и руки, все кашляли, за что их еще больше били. Чеханадзе любил наносить удары в лицо солдатам – он разрядник по боксу и от одного его удара вылетали зубы. Попов – бил локтем в грудь. Бывало и так - приказывали всем строиться, и Чеханадзе шел спереди строя и наносил каждому удары в лицо и грудь, а Попов в это же время с другой стороны – пинки в ягодицы и поясницу. У всех солдат болели ноги. Павлик, командир, тоже жаловался на боли в ногах.
В части была очень плохая вода и у солдат часто были проблемы с желудком. Иногда они не успевали добежать до туалета. Когда с одним из солдатиков случилась такая беда, и побежал в умывальник стирать брюки, Чеханадзе и Попов надели ему брюки на голову. С другим солдатом такое несчастье случилось в бане и ему тоже надели все на голову.
Эти два изверга - садиста не давали солдатам покоя даже в праздники, даже в дни выборов. 24 февраля Попов ударил Павлика по почкам, в солнечное сплетение ногами и кулаком, а потом спокойно пошел дежурить на избирательный участок.
И самое страшное - все солдаты показывают, что ст. лейтенант Николаенко все знал. Солдатики утверждают, что на месте моего сына мог оказаться любой из них, ведь здесь, если солдат падал после избиения, палачи давали команду «Встать!» и «Смирно!» и начинали избивать снова.
Один из свидетелей показал, что он от начала и до конца видел сцену убийства Павла Плаксина. В 6.15 утра Чеханадзе и Попов позвали Павла и повели в сушилку, они шли впереди, он чуть сзади. Шел Павел нехотя, все время оглядывался, он знал, что его ведут бить. Не знал, что ведут убивать. Этот солдат видел, как палачи сбили Павда с ног и стали вдвоем пинать по телу сапогами. Затем дали команду встать смирно и снова били и опять команда: «Встать!» Павлик, держась за стену, поднялся, но уже не смог разогнуться и с мольбой сказал: «Это все, я больше не могу…» Но убийцы снова бросили его на землю и продолжили пинать. Закончили только тогда, когда в сушилку зашел дежурный по части Сорокин. Получается, что Павлика истязали не менее 10 минут. Неужели этого никто не слышал?
Вот и вся история Павла Плаксина, 1964 года рождения, уроженца г. Магнитогорска, после школы работавшего на калибровочном заводе слесарем, призванного в армию в апреле 1984 года и убитого 24 марта 1985 года. Служившего в г. Ленинске в воинской части 52565 в звании младшего сержанта, в должности командира отделения.
Это, признаюсь, одна из самых страшных историй. И страшна она не потому, что два отморозка не получили по заслугам. Их, конечно, наказали, но так как на их стороне была вся военная система, наказали слишком мягко. Ведь за то, ЧТО они делали и сделали, и казнить, честно говоря, мало.
Страшно здесь другое, в воинской части, на глазах множества офицеров два отпетых бандита в течение многих месяцев глумились над целой ротой солдат, пытали и истязали их буквально на виду у всей части. Больше всего доставалось командиру отделения, Павлику Плаксину, доставалось за то, что он не хотел быть таким, как эти негодяи. Особенно страшна картина хладнокровного убийства Павлика, такого обыденного, как будто ТАКОЕ может быть в порядке вещей. А ведь может, может! И это возможно только в одном месте – в армии. Где можно делать все что угодно совершенно безнаказанно, пока не убьешь кого-нибудь. А и убьешь – ничего. Система защитит, сильно не накажет, ведь она этим живет, на этом держится.
Вот строки из письма матери Павлика Плаксина, обращенного к его убийцам:
«Изверги Чеханадзе и Попов! Мой сын перенес много страшного, невыносимого избиения, издевательств, но вы не смогли поставить его на колени, он вам своими стонами, болью доказал, что вы и вам подобные – низкие и грязные подонки, вас нельзя даже назвать людьми. У нас нет сейчас войны, но вы два года умышленно выводили наших солдат-сыновей из строя. Моего сыночка больше нет, и он не скажет ни слова. Никогда! Я навечно проводила его в армию, и каждую весну буду ждать его возвращения.
Все равно буду! И я буду биться, что бы вы не топтали нашу землю, ногами, которые у вас в крови, крови солдат. Я требую за такие запланированные, умышленные издевательства, избиения, назначить вам наказание в виде расстрела! Это требую не только я, к этому письму я прилагаю сотни подписей жителей г. Магнитогорска, которые присоединяются к моим требованиям. Расстрел убийцам и наказание офицерам, которым мы доверяем своих детей для защиты Родины».

Прикрепления:

тот, кто ищет, тот добьется!!!