Смысл статьи Константина Сивкова ( http://www.ofizer.ru/news/kto_ubivaet_ameriku/2014-07-14-3912 ) абсолютно правильный: мировая олигархия посредством США подчиняет себе весь мир. Хотелось бы только исправить некоторые неточности.

Глобализация, то есть упразднение государств и создание мирового правительства – логическое следствие либерализма и его цель. Либерализм стремится заместить политику экономикой. Никакие границы не должны мешать свободной торговле. Главными ценностями объявляются свободный рынок, свобода передвижений, индивидуализм, отсутствие какой бы то ни было коллективной идентичности (этнической, религиозной, национальной и т.д.), свобода слова, права человека (индивидуума, не имеющего коллективной идентичности).

Юмор ситуации в том, что две другие политические теории Модерна – марксизм и национализм – в конечном счёте привели бы к тому же. Возьмём марксизм. Кто помоложе, спросите старших – не дадут соврать: везде висел лозунг «Наша цель – коммунизм». А победа коммунизма возможна (гипотетически) только в мировом масштабе в результате мировой пролетарской революции. Отсюда самый главный лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» После победы коммунизма государственные границы не предусматривались. А правительство должно было бы быть одно на всех. Мировое. Принципиальным отличием было то, что распределение богатств ожидалось более человечное, чем в случае либерализма.

Третья политическая теория – национализм и его варианты фашизм и нацизм к глобализации не призывали, но тоже не сидели в пределах своих государственных границ, как мы помним.

Этими тремя политическими теориями полностью исчерпывается эпоха Модерна, или Нового Времени. Возможны лишь вариации этих трёх политических теорий. Сама же эпоха Модерна началась в 1648 году заключением Вестфальского мира после тридцатилетней войны. А закончилась она в конце ХХ века. Мы живём в переходном периоде от Модерна к Постмодерну.

Но поскольку победил либерализм, то мы можем смело заявить, что глобализация – прямое следствие либеральной идеологии. Это с точки зрения политики.

А с точки зрения геополитики мы имеем вот что. Существует цивилизация Суши и цивилизация Моря. Цивилизацию Моря представляют США и Англия, а цивилизацию Суши – Россия. Это совершенно разные цивилизации, с разными системами ценностей. Суша – это традиция, вертикаль власти, верность, доблесть, честь, самоотверженность. Море – это движение, прогресс, свобода, торговля, выгода, комфорт, демократия, права человека. Море атакует Сушу. Суша всё время защищалась. Во время правления Горбачёва Море победило Сушу.

И вот здесь начинается интересное: Море разделилось на две части: атлантистов и мондиалистов. Атлантисты говорят: да, мы победили, но победа не окончательная. Россия ещё опасна, ещё всё может случиться – она может собраться с силами, обзавестись союзниками, и мы ещё можем хлебнуть горюшка. Поэтому: дабы избежать этой неприятности, необходимо не почивать на лаврах, а добить Сушу (в лице России): расчленить её до конца – на несколько относительно небольших регионов. Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска» главное значение в этом процессе придавал отрыванию от России Украины. Это очень важно! А потом – членить непосредственно Россию. Это вот так думают атлантисты.

А мондиалисты думают по-другому. Они говорят: да бросьте вы наводить тень на плетень – не поднимется уже Россия никогда. Наша победа окончательная и бесповоротная, война с Сушей победоносно завершена, и надо двигаться дальше – продвигать демократию, права человека, рынок туда, где этого ещё нет. А если кто-то будет не понимать своего счастья, тех можно немножечко побомбить. Поймут.

То есть, атлантисты считают, что надо продолжать воевать против Суши, а мондиалисты считают, что дело сделано, победа достигнута. Судя по событиям на Украине, можно предположить, что атлантисты пересилили мондиалистов. Разворачивается сценарий Бжезинского.

С точки зрения геополитики, Китай сам по себе, без России, которая является хартландом – сердцем земли – не представляет особой проблемы. Без России придушить его будет не сильно трудно.

Едем дальше. Наиболее вероятный вариант глобализации – это богатый центр и бедная периферия. Богатый центр имеет свою географическую локализацию – Север и Запад. США и Европа. Бедная периферия – Юг и Восток. Всё производство – туда, чтобы не отравляло экологию богатого Севера. Чем дальше от центра, тем беднее. Люди будут мечтать выбраться с периферии как можно ближе к богатому центру. Это вариант однополярного мира.

Другой вариант – это распыление центров власти по крупным мегаполисам в разных частях света. И то же самое – чем дальше от того или иного центра власти, тем беднее. Просто центр такой не один, а несколько. Это вариант многополярного мира? Ничего подобного! Мировая олигархия будет действовать согласованно, слаженно. Ворон ворону глаз не выклюет. Разницы между этим и однополярным миром не будет никакой, кроме чисто географической разницы в расположении очагов благополучия и богатства. Актор (действующее лицо) в политике будет лишь один – мировая олигархия. Она придёт на смену государствам-нациям, которые пока являются акторами международных отношений.

А в таком случае, что же такое многополярный мир? А многополярный мир – это совершенно иное мироустройство, где на смену госуларствам-нациям в качестве акторов международных отношений придут цивилизации. Цивилизации будут объединять народы на основе культурного, цивилизационного единства. Они будут образовывать так называемые «Большие пространства», формирующиеся вокруг центров силы. Например, Евразийская цивилизация сформируется вокруг России, Юго-Восточная – вокруг Китая, Южноамериканская – вокруг Бразилии. Северная Америка с Англией, кстати, вполне могут образовать Атлантическую цивилизацию – почему нет? Ну и так далее.

Таких цивилизаций будет не очень много – штук семь-восемь. И уже цивилизации, а не государства будут иметь дело друг с другом. Это не будут просто большие государства, а они будут устроены подобно империи – стратегическое управление и контроль будут сосредоточены в центре силы, а все хозяйственные, торговые, культурные вопросы – в том числе и межцивилизационные – будут решаться на местах.

Вот что такое, вкратце, многополярный мир. Это, безусловно, угроза гегемонии США, и они изо всех сил постараются этого не допустить. Вот подписание Евразийского союза было шагом к созданию многополярного мира. И как по заказу – майдан и война на Украине. А чтоб не до глупостей было! Чтобы было чем заняться. Да и Евразийский союз-то какой-то убогий получился – одни экономические соглашения. А это должен быть политический союз! Но хоть что-то…

Так, теперь по поводу Ветхого Завета. В двух словах, в чём там суть. Был народ иудейский. И познал он господа бога. И сказал им бог: вот вам Завет – ваша задача знать, что бог есть творец, он один, и только он один по-настоящему есть. Другие народы – язычники, многобожники, они этого не знают и пребывают во тьме неведения. Вы же познали истину, поэтому вы – избранные, и быть вам народом-царём, народом-жрецом (царь и жрец в те времена означало одно и то же – вершину иерархии).

Народы, окружавшие иудеев были, как уже говорилось, тёмными и малообразованными, и никак не могли постичь всей исключительности народа-богоносца. И народу израилеву то и дело доставалось на орехи – то египетское пленение, то вавилонское. И вот однажды, когда была на земле обетованной так называемая эпоха судей (от двенадцати колен израилевых), народ совсем разболтался, стали гнобить друг дружку, ну и обратились делегаты к пророку Самуилу: дай, мол, нам царя, а не то перережем ведь сами себя ни за понюх табаку! Очень расстроила такая просьба Самуила, стал он вразумлять просителей – дескать, вы что же творите, ироды окаянные – у вас царь небесный, а вы возжелали променять Его на царя земного? Вот прикиньте: вами будет править такой же человек, как вы; вы будете вкалывать на него, а он вас плетьми сечь. Подите проспитесь!

Но те упорствовали, и таки уговорили Самуила помазать на царство Саула, первого царя иудейского. Ну, Саул-то, да и вообще первые цари были ничего, нормальные ребята, но постепенно измельчали, Израиль пришёл в упадок, развалился и подвергся вавилонскому пленению. И бог наказал народ иудейский за то, что тот променял его, бога, царя небесного, на царя земного, жизнью в рассеянии (так называемый галут) среди невежественных гоев (не иудеев).

Жизнь в рассеянии – это искупление греха. Когда грех будет искуплен – вот тогда придёт Машиах, Мессия, снимет с народа иудейского это наказание, соберёт его в Израиле и спасёт человечество. Но для этого народ должен не раствориться в гойских народах, а сохранить свою идентичность.

Но в середине XIX века иудеи решили, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих и решили ускорить события – возвратиться на землю обетованную заблаговременно, и уже там дожидаться прихода Мессии. Вот это движение – возвращение на землю обетованную, в Израиль – и есть сионизм. То есть. Это не глобализация, а как раз таки наоборот – создание собственного государства. У иудеев нет идеи глобализации, мондиализма.

Глобализация – цель либерализма. А либерализм образовался из протестантской этики. Так же, впрочем, как национализм и марксизм. Корни всех трёх политических теорий эпохи Модерна лежат в протестантской этике.

Прикрепления:

Это комментарий к статье о вредности митингов в защиту Новороссии:

http://www.ofizer.ru/news....29-3929

Ну, тут столько ахинеи навалили в кучу, что аж в глазах рябит. Ладно, явную брехню пока оставим без внимания, начнём с того, что выявит нам компетентность данного «источника», а именно – правозащитника Годяева. Цитирую: «Марксисты должны вскрыть реальные причины конфликта с научной точки зрения, ибо только они это могут сделать, больше это сделать некому.»

Вот это новость! Выходит, только у марксистов научное видение мира, остальные – шарлатаны. Занятно. Вот навскидку: сколько можете назвать учёных-марксистов? Кроме самого Маркса? Вот незадача… Ладно, подойдем с другого конца: какие научные достижения марксистов вы можете назвать? Ну, марксизм, ладно, согласен. Что ещё? Всё, что ли? Не густо. А тогда на чём основано столь категоричное и чуднОе утверждение уважаемого «источника»?

А тот развивает свою «мысль»: «Другие политические течения не стоят последовательно на научных позициях в обществознании, в силу своих узкоклассовых интересов.» Сильно сказано. Весомо. Ну вот, сразу и понятно, что только у марксизма научные позиции в обществознании. То есть, научно изучили законы существования и развития общества только марксисты. Всё чётко и ясно.

Давайте по порядку. Первым из трёх идеологий Нового Времени появился либерализм. Появился он в результате секуляризации (атеизации) протестантской этики. Здесь необходимо остановиться на том, что такое протестантизм.

Было две ветви христианства: православие и католицизм. Принципиальное различие между ними заключается в том, что католицизм говорил: есть Град Небесный и Град Земной. Град Небесный – это всё хорошее, светлое, правильное, доброе, возвышенное, божественное. А Град Земной – его противоположность: всё плохое, тёмное, неправильное, порочное, низменное, земное. Между этими двумя Градами идёт постоянная борьба. Воплощением Града Небесного на земле является Церковь. Церковь в католицизме – это клир, священнослужители. Для них – целибат, безбрачие. Они должны олицетворять собою беспорочность.

Наместник бога на земле – Папа Римский. Через него бог транслирует свой Закон Божий. Папа следит за тем, чтобы этот Закон как можно более полно соблюдался паствой. Толкование Священного Писания – прерогатива Папы. Понимать написанное в нём нужно так, как укажет Папа, отклонение от такого понимания Священного Писания – ересь. Пожалуйте на костёр, силь ву пле!

А православие говорило: ничего подобного! Нет никакого противостояния, а есть, наоборот, симфония властей: глава Церкви Патриарх и глава государства, Империи – Император не противостоят друг другу, а соучаствуют в управлении Империей. И Церковь в православии – это не только клир, священнослужители, но и вся совокупность православных верующих: и клир, и паства. И Патриарх не истолковывает по-своему Священное Писание, а толкование его сохраняется неизменным со времён толкования его Святыми Отцами прошлого.

Католицизм был в Западной Европе, где в то время были различные королевства. Король – хозяин в своём королевстве. Но для наблюдения за тем, насколько правильно король исполняет божественные законы, к каждому королю был приставлен кардинал – доверенное лицо Папы, его полномочный представитель. Это как в Красной Армии в Гражданскую к командирам были приставлены комиссары – чтобы следить, насколько правильно командиры следуют политике партии. То же самое. То есть, короли не были суверенными в полном смысле слова – над ними была вышестоящая инстанция в лице Папы, который напропалую указывал им, что им делать.

И вот часть христиан Западной Европы сказали: всё, хватит! С какой это ещё стати Папа будет нам указывать, как нам понимать Священное Писание? У каждого из нас своя голова на плечах есть, сами разберёмся что там к чему. Нам, мол, посредники в общении с богом не нужны, мы будем с ним общаться напрямую, непосредственно. И нечего нам указывать! Даёшь суверенитет! И ну протестовать против засилья Папства! За это их обозвали протестантами. Думали, что те обидятся и прекратят смуту, да не тут-то было – те так разошлись, что ввергли Западную Европу в такую кровавую карусель, что та чуть совсем не опустела.

Этот период принято вежливо называть Реформацией. Особенно буйствовали протестанты на севере Европы – к примеру, на территории, которую занимает современная Германия, в ходе таких вот «реформ» осталась лишь четверть населения от первоначального. В общем, мало никому не показалось. Всласть навоевались. В итоге молодица Европа условно поделилась на протестантский Север и католический Юг.

А протестанты всё не уймутся – как и грозились, начинают толковать Священное Писание всяк по своему. У кого результаты толкования совпадают, те объединяются в так называемые деноминации – ну, мы бы назвали это сектами. Собственно говоря, так они тоже назывались, но это не было обзывательством. Таким вот образом и появились всякого рода лютеране, кальвинисты и т.п.

Ну так вот. Главное, в чём все они сошлись – это то, что не хотим, дескать, ждать загробной жизни для получения долгожданного воздаяния за жизнь нашу праведную. А вот мы пришли к заключению (посовещались тут с товарищами), что Господь бог наш милосердный воздаёт каждому по заслугам его ещё при жизни его. Кто угоден богу, того он наделяет богатством. А ежели кто гол и бос – значит, тот не угоден Господу богу нашему милосердному – и пусть пеняет на себя, сволочь. Так ему, простофиле, и надо.

И вот такая вот протестантская этика подстегнула людей к занятию частным предпринимательством – это наиболее эффективный путь к легальному обогащению. А поскольку обогащение сие стало теперь отождествляться с благодатью божьей, то каждый стал добывать себе вышеуказанную благодать, не особенно стесняясь в средствах.

Этот фундаментальный для протестантизма принцип разделяли все. Но были нюансы. Последователи Кальвина стали, ничтоже сумняшеся, грести каждый под себя. Кто сколько сможет. Кстати, именно кальвинисты по большей части наводнили собой Америку, и там мы имеем результаты именно этого течения. То есть, каждый сам кузнец своего счастья. Индивидуализм. Отсюда пошла идеология Первого пути – либерализм.

Лютеране сказали: да, это так, богатство есть святость, и надо стараться, чтобы этой святости было побольше именно в нашем государстве. И в другом государстве лютеране думали точно так же. От них пошла идеология Третьего пути – национализм, и как версии его – фашизм и нацизм.

А вот последователи Мюнцера сказали так: да, богатство – это святость. Тут мы не спорим. Но нечестно, чтобы вся святость досталась маленькой кучке счастливцев, а остальные чтобы бедствовали. Святость нужно поделить. По братски. Это дало толчок к идеологии Второго пути – марксизма.

В конце концов всем надоели постоянные оглядки на религию, и люди решили не морочить друг другу голову (посоветовались с товарищами) и отбросили вообще всякие приличия в средствах и способах обогащения. Произошла секуляризация, атеизация протестантской этики. Светскость была объявлена правильной, а религия – частным делом каждого – хошь верь, хошь нет.

Первым, как уже было сказано выше, в более-менее внятную политическую теорию оформился либерализм. Хапай, кто сколько сможет! Отцом либерализма по праву считается Джон Локк. А его ученик и последователь Адам Смит применил принципы либерализма к экономике. Ему показалось, что если все будут следовать этим принципам, то в конечном счёте все люди составят средний класс – не будет поляризации, большого разрыва между очень богатыми и совсем нищими, богатства распределятся более-менее равномерно.

В ответ на это Карл Маркс придумал книжку «Капитал». А Адама Смита он за умного не держал. Какая, - говорит, - всё это чушь! Господи боже мой! Ну как можно нести этакий вздор?! Да этот олух, - говорит, - даже до понятия стоимости не додумался. Я уж не говорю о прибавочной стоимости. (В виду неясности, интересна ли кому-либо тема стоимости и прибавочной стоимости, и неявности отношения её к данному повествованию, не стану терзать предполагаемых читателей столь интимными подробностями.) И так его это, знаете ли, задело за живое, что он сгоряча взял да и создал марксизм. По-другому – коммунизм. Вот, - говорит, - получите! Я вам покажу частную собственность на средства производства!

Вот и всё. Никакой дополнительной научности в марксизме нет. Основывается он на той же самой протестантской этике, что и либерализм с национализмом. И классовые интересы – это как раз таки из терминологии марксизма. Кстати, если не все заметили, марксизм идеологическое противостояние с либерализмом вчистую проиграл. Так же, впрочем, как и идеология Третьего пути – национализм. Сейчас, правда, есть видимость возрождения этого явления, но это симуляция. Глубоких теоретиков этой идеологии нет, а то что есть – порождение либералов. Они создают националистов для использования в собственных целях. У либералов как раз теоретиков, интеллектуалов хоть отбавляй, эта идеология наиболее развита.

Потому и чрезвычайно опасна.

Прикрепления:

В XVI – XVII веках жил себе поживал английский философ Томас Гоббс. Был он человеком наблюдательным и то и дело замечал, что: то там кого-то укокошили, то сям кого-то ограбили. В те времена люди обращались друг с другом крайне небрежно, в результате чего за каких-то тридцать лет территория современной Германии, к примеру, почти совсем обезлюдела – осталось с четверть первоначального населения. Жители европейских стран резали друг дружку с огоньком и азартом. И только в 1648 году был подписан Вестфальский мир, по которому все пообещали отдохнуть от дел ратных и считать сложившиеся государства независимыми, суверенными.

А впечатлительный Томас стал думу думать. Крепко призадумался он о природе человека и о том, почему же жизнь – такая штука гадская. Результатами дум его невесёлых чуть ли не всё человечество пользовалось аж чуть ли не до наших дней. А надумал он вот чего: что человек – существо крайне омерзительное: жадное, алчное, агрессивное, трусливое и лживое. Слабого грабит и убивает, перед сильным пресмыкается и раболепствует. Невысокого мнения, в общем, оказался он о роде людском. В философии это назвали антропологическим пессимизмом.

Гоббс был глубоко убеждён в порочной природе человека. Так прямо и говорил: человек человеку – волк. Но. Не простой волк, а наделённый ну, если уж не разумом, то, по крайней мере, сообразительностью. И вот этот сообразительный волк начал соображать: грабить и убивать самому, бесспорно, очень весело и приятно. Одно омрачает радость: вот наткнёшься на более сильного волка – и сам будешь так же весело ограблен и убит. Эх, чёрт побери, нет в жизни совершенства!

И стал этот человек-волк соображать, как бы избежать столь незавидной участи. Весь свой ум напряг. А и было того ума – не великие закрома. Ничего лучше не придумал, кроме как договориться с остальными такими же человеко-волками выработать некие правила, которые потом все бы соблюдали. Этакий коллективный договор, социальный контракт.

И порешили они, горемычные, создать над собой некую инстанцию, которая бы следила за строгим соблюдением условий этого социального контракта. Они сказали: мы отдаём своё право убивать кого ни попадя этой инстанции. Никто из нас теперь не моги грохнуть себе подобного. Только эта вышестоящая инстанция. Только она одна имеет полное право на насилие над нами. Но не от скуки, а лишь за несоблюдение условий пресловутого социального контракта. Тут уж: нагрешил – изволь на эшафот. Палач может хоть каждый божий день дурные головы оттяпывать – он это делает не как частное лицо, а как карающая длань этой инстанции. Здесь важно, чтобы работа была по душе.

Инстанцию эту назвали государством, хотя сам Гоббс нарёк её Левиафаном в честь библейского жуткого морского чудовища. Левиафан – потому что людишки его боятся, трепещут, даже где-то в душе ненавидят, но подчиняются. Потому что иначе – хаос, реки крови, и никому мало не покажется. Как бы государство ни дурило, ни терзало своих граждан, как бы ни измывалось над ними – а всё лучше, чем полный-то беспредел.

Для того, чтобы такое положение сохранялось, государство должно быть единственным сувереном, то есть тем, над кем нет никакой вышестоящей инстанции. Оно само – самая вышестоящая инстанция. И всех, кто посягнёт на это его монопольное право, оно должно молниеносно и беспощадно карать. Согласно социальному контракту. Если же появится кто-то, кто возьмёт на себя наглость осуществлять над другими насилие, а государство его тут же не порвёт в клочья, то такому государству грош цена в базарный день, и либо нужно создавать другое, более умное и сильное государство, либо – спасайся кто как может! Анархия, хаос, снова человек человеку волк и реки крови.

Властитель, суверен, Князь в стране должен быть только один. Не важно, единоличный ли он (монарх) или коллективный (парламент), важно, чтобы он был самым главным, и все ему беспрекословно подчинялись. И только он один имеет право на насилие. Всем посягнувшим на это его право, он должен без колебаний рвать глотки. Иначе – хана такому государству, а соответственно – и его гражданам.

Появление так называемых частных военных компаний в стране однозначно свидетельствует о слабости государственной власти: государство не в силах отстоять своё монопольное право на насилие. Значит, оно не является сувереном, Князем. Значит, есть некая инстанция, которая если и не над ним, то и не под ним, не подчиняется ему, лишила его монопольного права на насилие. Два медведя не уживутся в одной берлоге. Суверен может быть только один. Кто-то из них в конце концов сожрёт другого.

Беда в том, что когда паны дерутся, у холопов чубы трещат.

Прикрепления:

Это комментарий к статье о влиянии протестантизма на институт семьи и на армию:

http://www.ofizer.ru/news....30-4209

Из статьи не понятно, о каком таком избранничестве идёт речь. Видимо, это оттого, что эта тема обсуждалась собеседниками ранее. Но в данном случае требуется пояснение, так как это вопрос, фундаментальный для понимания сути протестантизма. Итак, начнём, помолясь.

В ортодоксальных направлениях христианства – православии и католицизме – мы сталкиваемся с верой в то, что земная жизнь предопределяет дальнейшую судьбу верующего. Грешил напропалую – будьте любезны, милейший, на сковородочку, усаживайтесь поудобней, заждались вас уже. Был паинькой – милости просим в кущи райские, яблочек отведать.

Но – проблема: а ну, попробуй, проживи жизнь (которую – не поле перейти) так, чтобы не согрешить! Да жить не захочешь! На это способны лишь единицы, уж в конец благочестивые монахи. А простой смертный имеет в своём послужном списке и богоугодные поступки, и грешные. Как же быть? Да молиться! Вымаливать у Господа Бога своего прощения и милости. Покаяние, молитва и упование на милосердие Божье.

А вот в протестантизме всё не так, всё не так, ребята… Протестанты убеждены, что посмертная участь человека предрешена с самого его рождения. Есть избранные, которым гарантировано попадание в рай, и есть все остальные, которые как ни старайся, сколько ни молись – хоть лоб расшиби! – ни к какому раю на пушечный выстрел не будут допущены. И вот человек всю жизнь мается, бедолага, места себе не находит – мучает его один, самый главный в жизни вопрос: входит ли он в тайный список избранников Божиих? Эдак и до психоза недалеко. Язва-то уж гарантирована.

Но есть маленькая «наколочка»: тот, кого Бог избрал в любимчики, и кому гарантировано попадание в Царствие Небесное, тот и в этой, земной жизни не будет оставлен заботами Его. Боженька и здесь изольёт на него благодать свою: будет избранник жить в достатке и богатстве.

И вот перед человеком дилемма: если будет бедным, то это автоматически и гарантированно вычёркивает его из числа пайщиков-концессионеров. А вот если он в этой, земной жизни будет богат, то, возможно, он отмечен печатью избранничества Божьего. Не гарантия, конечно, но весьма большая степень вероятности.

И вот, каждый пуп рвёт, из кожи лезет, старается во что бы то ни стало обскакать ближнего своего в святом деле личного обогащения. (Чуете принципиальное отличие от православия?) Тут мало вкалывать с утра до ночи – все вкалывают. Тут надо извилинами шевелить и проявлять смекалку, предприимчивость. То есть, мы имеем мощный стимул к предпринимательству.

Потому так и называется труд Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», что зарождение капитализма в Западной Европе он связывает именно с возникновением протестантизма. А до этого – и духа капитализма не было! Ну не стремилось большинство верующих разбогатеть, все помнили про игольное ушко. Очень убедительно Вебер обосновывает свою точку зрения.

Коллега Вебера, другой немецкий социолог Вернер Зомбарт, правда, оппонирует ему в этом вопросе. И таки он имеет что возразить! В своей книге «Буржуа» он перечисляет несколько факторов, наложение которых друг на друга только и смогло привести к возникновению капитализма. В их число входит и протестантизм – как условие необходимое, но не достаточное. В частности, спрашивает он: а на какие шиши твои протестанты организовали бы свои бизнесы, если бы это не совпало по времени с эпохой великих географических открытий, обеспечивших Старый Свет американским золотом и серебром? Ну, там много чего он понаписал.

Но это не означает, что Вебер не прав. Просто он сосредоточил всё своё внимание на одном лишь аспекте – протестантизме. Без которого уж точно не было бы никакого капитализма. На самом деле они с Зомбартом очень хорошо дополняют друг друга.

Ну, с избранничеством, вроде, разобрались, но раз уж коснулись больной мозоли, я продолжу. Вот чтобы уж совсем понятно было, представьте: нигде нет никакого капитализма. Нет заводов, крупных предприятий. Есть небольшие цеха, но работают они не ради накопления прибыли, а ради, как они говорили, «достойного пропитания». Вот привык ремесленник к определённому уровню жизни – вот он его и сохранял. Важно: он не старался улучшить своё материальное положение. А вот у торговца, который скупал у ремесленников их продукцию и торговал ею, другой уровень жизни, чуть повыше. Но и он старался лишь сохранить его на этом уровне, не старался его повысить.

И так везде – представляете!? Для нас это как-то даже диковато звучит. И тем не менее. Игольное ушко так и маячит перед глазами. И вот весь хозяйственный уклад жизни был «заточен» на сохранение статус-кво. Да были, конечно, исключения, я же не отрицаю. Но это были именно исключения. Были богатые торговцы: венецианские, генуэзские, флорентийские и т.п. Но, откровенно говоря, в те странные времена торговцев как-то не уважали. Относились к ним немножечко как к изгоям. Чурались их. Когда те сильно «доставали», их изгоняли на все четыре стороны.

Вот обратите внимание. В России, в отличие от Западной Европы, капитализма практически не было. После аграрной Российской Империи сразу перешли к социализму. И вот, кто захватил ещё Советский Союз, не даст соврать: торговать было как-то неловко. Ну вот стыдно как-то было. Я имею в виду не продавцов в магазине, а вот если в частном порядке. Унизительно как-то это было. И вот представьте, что в те ветхие времена так было везде. Ремесленник не бегал за покупателем, не заманивал его к себе в мастерскую и даже не ждал его. А он с достоинством принимал у себя пришедшего к нему человека, который нуждается в его продукции. Разницу с современным подходом улавливаете?

Каждый трудящийся был специалистом в своём деле. Мало того – к своему творению ремесленник относился как к произведению искусства, душу вкладывал. Он отвечал за качество своей продукции своей репутацией. При таком отношении к делу не мог ремесленник произвести много продукции. Поэтому цена определялась следующим простым образом: сумму, необходимую ему в месяц для «достойного пропитания», он делил на объём всего, что он делал в течение месяца (ну, приблизительно). Очень просто и логично.

И все так поступали. И каждый имел это в виду и не наглел: если есть в квартале, к примеру, сапожник, который кормится с этого района, то другой сапожник не откроет свою мастерскую в этом районе. Ведь количество клиентов сапожника ограничивается только жителями этого района, а их ровно столько, чтобы хватило одному сапожнику для «достойного пропитания». Он откроет её только там, где есть избыток населения (ну, люди же рождаются, их становится больше). И все это понимали, и настолько это казалось само собой разумеющимся, что и никаких «тёрок» не возникало. А ремесло поэтому было наследственным. Сын сапожника станет сапожником. Ну, а кем ещё? Портным, что ли? Во-первых, мастерству сапожника его обучит отец, а портной обучит своему мастерству своего сына. А во-вторых, сапожная мастерская ему достанется по наследству, а чтобы открыть швейную мастерскую, надо где-то искать свободное место. Так вот и жили, не тужили.

Но не все были обременены подобного рода предрассудками. Вот, например, в иудаизме любой бизнес и даже – страшно молвить – ростовщичество! – не только не возбранялись, но даже поощрялись! Там установка на обогащение. И вот это уже по-настоящему серьёзная проблема: вы как собираетесь обогащаться, если кругом все как сговорились – не хотят зарабатывать больше, чем им хватает на жизнь. Да этих увальней хоть догола раздень – не наживёшь палат каменных.

Но хома сапиенс на то и сапиенс, чтобы изворачиваться и выкручиваться из подобного рода затруднительных положений. Не подкачали и на этот раз. Нашли корень зла – религия неправильная. Ну что это такое, в самом деле – душат инициативу и предпринимательство! Действительно мракобесие. Надо с этим что-то делать, так мы далеко не уедем. Посидели, покумекали, почесали затылки и пришли к чрезвычайно мудрому решению: тот, кто нам мешает, тот нам поможет! Поздравили друг дружку, порадовались, посмеялись и разбрелись мастерить ларцы да сундуки для будущих барышей.

А весь секрет состоял в том, чтобы не отменять гойскую религию совсем, а лишь чуточку изменить угол зрения гоев на неё. Самую малость. Нужно воззвать к голосу разума, рассудка самых сообразительных из них. Ну не все же тупые! Нашлись… Те же Лютер, Кальвин и иже с ними. И лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся!

Не скрою, трудно было поначалу. Не вдруг передовые идеи пробили себе дорогу сквозь стену мрачных, угрюмых церковных догматов. По капельке, по крошечке отвоёвывали прогрессивные идеи себе место под солнцем. Не сдавали без боя своих позиций закоснелые предрассудки проклятого прошлого. Даже в Англии, даже в конце XVIII века ещё не все уразумели неотвратимость поступи прогресса, всё продолжали цепляться за атавистические формы ведения дел – к примеру, рекламировать свою продукцию считалось делом предосудительным, бесчестным и позорным. До того доходило, что, когда после пожара в Лондоне, торговцы пооткрывали свои лавки по новым адресам, они не сочли возможным для себя оповестить даже своих постоянных клиентов о своём новом местонахождении!

Но, как говорится, коготок увяз – всей птичке пропасть. Так и случилось. И в XIX веке всё более и более широкими шагами зашагал по планете капитализм. И только благодаря этому все мы имеем теперь счастливую возможность пользоваться новыми айфонами, компьютерами, сотовой связью. Можем теперь наслаждаться телевидением, интенсивно обрабатывающим наше сознание. Можем быстро перемещаться в пространстве поездами и самолётами (кто не трус). Да что там – атомную бомбу до сих пор бы не изобрели! В общем, если бы не протестантизм, так до сих пор и блуждали бы во мраке средневекового невежества.

Аминь.

Прикрепления:

Так где же мы живём?

I

Давно не даёт мне покоя один вопрос: мы где живём? Ну, то есть, что из себя представляет наша страна? В смысле политического устройства. Вот то, что представляет из себя наша страна, как правильно было бы назвать? Надеялся, что сам дотумкаю, да, боюсь, не по плечу мне такая грандиозная задача. Ну, не беда, как говорится, один ум хорошо, а чем больше, тем лучше – глядишь, кого-нибудь и озарит.

Итак. Какие вообще, в принципе, могли бы быть варианты? Раньше наша страна называлась Святая Русь, Третий Рим. Может быть, несмотря на бесцветное название РФ, она и сейчас по своей сути является Святой Русью? Вот бы хорошо было! Давайте-ка поразмыслим, авось так оно и есть – то-то радости!

Для этого прежде всего нужно разобраться: а что вообще означает «Святая Русь»? Почему она святая, и почему святая именно Русь, а не какая-то другая страна? Может быть, это мы от большой любви к себе так нескромно себя величали? Нет, не от нескромности это, а по праву. В чём же это право состояло?

Начнём очень кратко, в двух словах, но с самого начала, иначе нам будет ничего не понять.

Понятие святости связано с областью религии, это понятно. Раз мы решили идти с самого начала, то вот религия и есть это самое начало. Что же такое религия? В самом широком понимании – это определённая форма отношения человека к Первоначалу. Это относится к любой религии. Будем считать, что с понятием религии очень в двух словах разобрались. Едем дальше.

Считается, что в глубокой древности все религии сходились во мнении, что наш мир, космос – это проявление Первоначала (Бог, Абсолют и т.п.). Вот был Бог один-одинёшенек. Ничего, кроме него, сердешного, не было. И наскучило ему это: а чего, мол, в самом деле, одному век вековать? И создал он мир. Создал он этот мир из себя. То есть, мир – это проявление Бога, эманация Бога. Так он себя проявляет. А раз так, раз мир создан из самого Бога, то мир и Бог – явления одноприродные, и человек есть частичка Бога. Вот так полагали наши очень древние предки. Такие религии в простонародье именуются манифестационистскими, то есть, основанными на манифестации божества, его проявлении.

В те же самые времена жил себе поживал да добра наживал народ иудейский. И вот, через Моисея, обратился к нему Бог и сказал: «Нет, ребятушки, на самом деле всё не так. А на самом деле вот как: был Я раньше один-одинёшенек, и ничего не было кроме Меня. И решил это Я как-то от нечего делать мир сотворить. Спохватился: а из чего его творить? Кроме Меня ведь ничего нет. Ну, вот Я, ничтоже сумняшеся, из этого ничего его и сотворил. Из ничто. А это означает принципиальную разноприродность Мою и всего остального мира (ну, мол, гусь свинье не товарищ). И вот теперь вы, в отличие от всех остальных, знаете истину. Я избрал изо всех народов вас, вы – избранный Мною народ. Вот вам мои заповеди, живите по ним, и всё у вас будет слава богу. Аминь». Такую религию решили, не мудрствуя лукаво, назвать просто, по-домашнему – креационизм (от латинского креАре – творить).

Почесали ошарашенные иудеи затылки, пожали плечами, и продолжили свои прерванные занятия: денюжку под процент впаривать да объегоривать ближнего своего. И тем не менее, появился с тех пор в их лице народ-богоносец. То есть: все вокруг исповедовали манифестационизм, и одни лишь иудеи в силу своей богоизбранности знали, как оно там всё на самом деле произошло, и исповедовали креационистскую религию – иудаизм.

Но, как это обычно бывает, по беспечности и безответственности не приняли всерьёз слова Всевышнего, набедокурили (об этом читайте «Занимательную социологию» с начала) и впали в грех. Но Бог – он ведь, как известно, милосердный. Посмотрел он свысока на евреев, полюбовался, что они вытворяют, покривился, сплюнул и воплотил на земле грешной одну из своих ипостасей – Сына. Звали его Иисус. И функция его была – Христос, Спаситель.

Стал Христос проповедовать свою религию – христианство. В дополнение к десяти заповедям Ветхого Завета он добавил две свои: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем телом твоим, и всею крепостию твоею – вот первая заповедь! И вторая: возлюби ближнего твоего, как самого себя!

Ну, это-то ладно, ещё можно было бы стерпеть. Но он ведь начал говорить, что избранный народ отныне составят все, кто последует за ним, кто примет его веру – независимо от этнической и любой другой идентичности. Кто уверовал во Христа – тот и примкнул к избранному народу.

Ну как такое было стерпеть? Вот взгляните на ситуацию с точки зрения иудеев. Появился откуда-то выскочка, имеющий наглость называть себя Сыном Божиим, царём иудейским, да ещё паству уводит прямо из-под носа! Наказали они его по всей строгости и суровости своих законов. Но было уже поздно. Христианство стало распространяться всё шире и шире.

Так появилась ещё одна религия креационистского толка. Но уже с принципиальными отличиями от иудаизма. Во-первых, избранным народом отныне стали не иудеи, а всякий, кто примет веру Христову. А во-вторых, если в иудаизме максимум на что мог рассчитывать правоверный иудей – это попасть после смерти в рай (откуда был в своё время с позором изгнан Адам), то в христианстве самым истовым верующим было обещано ни много, ни мало попадание на небеса (рай тоже не отменялся, но это уже был не предел мечтаний), чего при иудаизме были удостоены лишь двое: Енох и Илия.

В конце концов христианство стало официальной религией Римской Империи. Ну, а потом, как это бывает, стали возникать различные толкования священных текстов, разные интерпретации, и христианство разделилось на католичество и православие. К тому времени и Римская Империя разделилась на западную и восточную части. Восточная часть, Византийская Империя, стала оплотом православия, а западная – логовом католицизма.

И тут мы подходим к очень важному моменту. Дело в том, что святой апостол Павел в своём втором послании к фессалоникийцам говорил, что Сын Погибели (Антихрист) не придёт в мир до тех пор, «пока не будет взят от среды удерживающий теперь». Удерживающий (гр. котехон) – это Император. В Византии сложилась структура управления, получившая название «симфония властей». Правили империей Император и Патриарх. Императора называли Внешним Епископом Церкви.

То есть, Павел фактически говорил, что, пока есть православный император, Антихрист миру не страшен. То есть, Империя во главе с Императором имела священную миссию – охранять мир от прихода Антихриста, удерживать его (оттого и символ императора – держава, и империю так же называли).

Соответственно, Империя может быть лишь одна. Раньше эту функцию выполняла Священная Римская Империя. После её распада – Византийская Империя, которую стали называть Второй Рим.

Шли годы. Византийская Империя мало-помалу стала приходить в упадок. Стали на неё наседать османы. Верхушка Византии, чувствуя, что не сдержит их натиска, обратилась за помощью в западную часть бывшей Римской Империи. Обещали признать главенство Папы Римского, при сохранении своих обрядов, если Папа пообещает защитить Византию от османов. Папа пообещал (как говорится, если не можешь сделать что-либо для человека, так хотя бы пообещай).

И хлынули в Византию папские легаты, купцы и прочие стервятники, желающие поживиться на гибели великой империи. Вывозили богатства целыми флотилиями. А ничего не понимающие византийцы только недоумённо головами вертели и напряжённо всматривались в линию горизонта: где же обещанные Папой войска? Так войск и не дождались. Пала Византия. В 1453 году её таки взяли невежливые османы.

И вот тут – внимание! Подходим (наконец-то) вплотную к теме нашего разговора. Получилось, что Империя пала, нет больше Императора, удерживающего мир от прихода Антихриста. Что, всё – кранты? И вот тут своё слово сказала Русь. Русские решили: отныне Русь будет той Империей, которая защищает мир от прихода Сына Погибели. И удерживающим (котехоном) будет теперь русский царь. Сказано – сделано. Стала Русь Империей, а русский царь стал Императором.

То есть. Русь подхватила их рук погибающей Византии эстафету охранения мира от прихода Антихриста. Именно поэтому Русь Святая. И именно поэтому она – Третий Рим. А четвёртому не быти.

Именно поэтому православный русский Император – фигура сакральная, священная. Был такой авторитетный богослов Иосиф Волоцкий. В своём сочинении «Просветитель» он изложил учение о святости, почти божественности царской власти. Но в то же время, как ни парадоксально, он допускал возможность цареубийства и оправдывал его в том случае, если царь хоть на шаг отступит от основ православной веры. То есть: царь священен и божественен не сам по себе, а как функция, как «внешний епископ церкви», как «удерживающий».

Теперь, когда мы разобрались с тем, что же означает «Святая Русь», мы можем установить, является ли наша страна, несмотря на столь невзрачное название, в своей глубине, Святой Русью. Сдаётся мне, что нет. И Императора нет, и само слово «империя» стало чуть ли не ругательным, да и с верой, прямо скажем, не всё гладко. Жаль, а я так надеялся.

Ну что ж, в следующий раз продолжим размышлять над тем, чем же всё-таки является наша страна.

Прикрепления:

II

Прежде чем продолжим ломать голову над тем, где же мы живём, давайте попытаемся разобраться, как же так получилось, что Святая Русь перестала быть святой?

А происходило это, в общих чертах, приблизительно следующим образом. После того, как Романовы, совершив дворцовый переворот, вскарабкались на престол, Русь стала помаленьку отвоёвывать свои земли. Особенно ловко это получалось у Алексея Михайловича. А патриаршествовал в то время небезызвестный Никон. Был это человек амбициозный и властный. И вот, окрылённый военными победами, загорелся он идеей собирания всех православных земель в единой православной империи со столицей в Москве – Третьем Риме.

Но тут была одна неувязочка – восточноевропейские славяне и греки приняли униатство, и их религиозные обряды отличались от русских. Как же быть? И тогда он решил: да чего там долго думать – надо просто-напросто немного подправить наши обряды под греческие, и тогда вся эта униатская шатия-братия не погнушается объединиться с нами в одном Вселенском Русском Царстве. И тогда мы с честью встретим конец света, второй приход Спасителя и нисхождение на землю Небесного Иерусалима. Даже сгоряча начал строить Новый Иерусалим, куда надлежало приземлиться Иерусалиму Небесному.

И всё шло хорошо, да, как назло, кореш у него оказался дюже занудливый – протопоп (женатый священник) Аввакум. Ты чего, говорит, паря, совсем на старости лет с ума сбрендил? Ты что творишь? Ты головой своей подумай маленько: вот мы почему народ-богоносец, почему устояли во всех передрягах, почему Русь Святая, а Москва – Третий Рим? Объясняю: потому что мы крепки в своей вере, потому что мы ни под кого не подстраиваемся, стоим на своих устоях, храним обычаи старины русской. Потому что мы крестимся так, как нас научили богоносные святые отцы наши, и исповедуем те же древние обряды. А на греков посмотри: как только отреклись от своей веры – тут же и в ничтожество впали. Думай, что говоришь.

А Никон заладил своё: «Да какая разница, в принципе, двоепёрстно креститься или щепотью – ты прикинь, какая держава у нас мощная станет, если объединим всех православных! Да никто против нашей мощи же не устоит! Создадим Мировую Православную Империю. Ну!? Прикидываешь?» А тот стоит на своём: «Начнём с малого – и покатимся под горку всё быстрее и быстрее. Коготок увяз – всей птичке пропасть. Нельзя отступаться от своей веры. Именно своей твёрдостью в вере мы сильны!»

Тогда Никон вспомнил: «Да чего я вообще с тобой разговариваю? Я – Патриарх, на секундочку, всея Руси! А ты, прошу прощенья, хто таков будешь? Эй, робяты у дверей, вытолкать его взашей!» Не получилось у них договориться.

Никон, в сердцах, тут же повелел учинить книжную справу и разослал по городам и весям распоряжение переходить на новый обряд. Книжная справа – это переписывание церковных книг по униатским и католическим образцам. С упоением взялись за это дело приглашённые царём-батюшкой Алексеем-свет-Михайловичем иезуитские и протестантские специалисты. А некто Паисий Лигарид, самозабвенно предававшийся этому увлекательному занятию, вообще был отлучён от церкви Вселенским Патриархом Константинопольским. Та ещё компашка определяла для нас новые обряды и религиозные правила.

Сказать, что сторонники опального Аввакума были в шоке – ничего не сказать. Они просто обалдели до потери дара речи (временной). Потом мало-помалу речь стала возвращаться, и народ стал роптать: «Православные, да что же это деется-то, пропадаем ведь ни за грош, ни за копейку, ни за понюх табаку». Патриарх наш Никон был просто взбешён таким проявлением недовольства и непослушания: «Ах так? А ну, робятушки, жгите всю эту старообрядческую сволочь! Не жалейте огня!» И заполыхали деревни ревнителей древнего благочестия.

Здесь нужно особо отметить, что в истории нашей страны именно в момент раскола впервые репрессиям подвергся простой народ. До этого его не трогали – копошится себе там чего-то, ну и ладно. Но тут вопрос встал ребром: оставаться нашей стране по-прежнему Святой Русью или начать потихоньку вестернизацию. А поскольку царь наш батюшка зело заинтересован был в последнем, то и поддержал Патриарха нашего всея Руси в этом его непростом и нервотрёпном деле всей государственной мощью.

Истребляли непокорных сотнями, тысячами, десятками тысяч. По самым скромным прикидкам, было этих упёртых никак не менее трети всего населения. Стрелять – никаких пуль бы не хватило. А так – ничего, удобно: согнали всю деревню в сарай, обложили соломой, да и запалили с четырёх сторон – весело сухое дерево потрескивает! Под аккомпанемент детских криков.

Вот ещё важное уточнение: староверы – это были, как бы сейчас сказали, идейные верующие. Ну, то есть, которые не просто номинально числились православными, но и мало-мало понимали суть христианского вероучения. Большинство-то, как и сегодня, просто номинально числились православными, не вникая в суть своей веры. Им-то как раз было по барабану: как батюшка в церкви скажет, так и будут креститься и всё такое. Эти-то были неопасны. А вот идейных противников следовало выжечь калёным железом. Ну или, в крайнем случае, просто выжечь.

А тут случилась и ещё одна неприятность – Собор 1666 года. По свидетельствам из «Книги о вере» Кирилла Иерусалимского, святые отцы и святые старцы утверждали, что именно в этом году наступит приход Антихриста. Причём, именно на Руси.

Итак, собралась вся эта весёлая компания, уже очищенная от всякого старообрядческого сброда, и порешила: всё, баста! Никакой больше Святой Руси, никакой Москвы – Третьего Рима! Что это ещё за бредятина! Все прошлые уложения, Стоглавый Собор 1551 года (был такой), и вообще все эти святорусские замашки аннулировать! Считать яко не бывшими. И начать с чистого листа построение нового, модернизированного, прогрессивного и развитого общества.

А надо сказать, что к тому времени наш неугомонный Никон успел поссориться и ещё с одним своим другом – царём-батюшкой. Нашёл с кем ссориться. Уехал он в свой Новый Иерусалим и стал ждать, когда же приедут уговаривать его вернуться. Не тут-то было! Эти добры молодцы из западных земель быстренько учинили над ним свой суд да и разжаловали его из патриархов в простые монахи. Сослали его, болезного, в монастырь, где он и доживал свой век.

А царь наш батюшка Алексей-свет-Михайлович решил: да чего там, только свистнуть – на патриаршее-то место много охотников найдётся. Свистнул. Претендент на патриаршество выразил свою идеологическую позицию коротко и ясно: не ведаю, мол, ни новой веры, ни старой, а как царь-батюшка повелит, так и буду креститься. Вот это я понимаю! Вот это вера у человека была! В смысле, вера в царя-батюшку. Такой хлопец пришёлся ко двору, и посадили его на патриарший престол. И установилась в нашей стране абсолютная монархия. Ни о какой симфонии властей уже не могло быть и речи – как царь-батюшка повелит и т.д…

И вот смотрите, что у нас получается. Была Святая Русь, был русский народ-богоносец. Потом произошёл раскол всего общества на две части: на модернизаторов во главе с Никоном и на консерваторов во главе с Аввакумом. Никон предал Аввакума и всех его последователей анафеме. То есть, анафеме подверглась часть народа-богоносца. Но и другая ведь часть не уцелела, так как «западные специалисты», приглашённые царём нашим батюшкой подвергли анафеме самого Никона. Получилось, что «ничего не свято!» И не стало народа-богоносца. Как корова языком слизнула.

Дальше – больше. Если Алексей-свет-Михайлович ещё худо-бедно держал себя в рамках, то вот сынуля его – тот совсем без тормозов оказался. Когда Петруша уселся своей пятой точкой на Российский Престол, то уж он отвёл душеньку. С лихвой отомстил за все страхи и унижения своего клана Захарьиных-Романовых, имевшие место при законных русских царях. То, что вытворял этот выродок, никому в самом страшном кошмаре не могло присниться. Русь-матушка сначала вздрогнула от неожиданности, ужаснулась, а потом забилась в припадке агонии. А Петруша с упоением терзал её, задыхаясь от хохота.

Он утончённо, со вкусом глумился надо всем, что было свято для нашего народа. Он устраивал Всешутейшие, Всепьянейшие Соборы – пародии на православные соборы. Знать, которая в те времена ещё не слишком озападнилась, в обязательном порядке должна была принимать в этих оргиях участие. Они там бухали до поросячьего визга, устраивали похабные сценки на библейские темы, глумясь над русской верой, изъяснялись при этом исключительно матом.

Ввёл бритьё бород. В то время взрослому мужчине сбрить бороду было хуже, чем в наши дни выйти на улицу без штанов. Мужчина без бороды однозначно считался представителем сексуальных меньшинств. Это был позор.

Этому хлыщу было омерзительно всё русское – в Москве он жить ни в какую не желал, даже пришлось столицу перенести в другое место. Заодно и как бы застолбили территорию на Балтике. Ну, нет худа без добра, как говорится. Народишку, правда, при этом положили немерено. Но это ведь для него была пыль под ногами.

При этом правителе впервые элита стала отличаться от простонародья даже визуально. Раньше костюм боярина и простолюдина отличался только качеством ткани и украшениями, но по стилю, по покрою, по количеству предметов они были аналогичны. Теперь же элита стала носить европейскую одежду, парики. Бороды, опять же, брили. А народ остался таким же, как и раньше.

Петюня вообще пожелал иметь западную элиту. Для этого он пачками ввозил иностранцев, а своих заставлял во всём им подражать – всё, напоминавшее ненавистную Московскую Русь, приводило его в бешенство. Для воспитания детей русских дворян завозились иностранные гувернёры и гувернантки – чтобы детки с младых ногтей учились любить всё европейское и брезговать всем русским. В итоге, ко всем прочим различиям между народом и элитой добавилось и языковое различие.

Получилось как бы два разных народа: западная элита и русский народ. Они уже отличались и по мировоззрению, и внешне. На дорогах возле Петербурга стояли заставы, не пускавшие в столицу бородатую чернь в её зипунах: «Куда прёшь, смерд? Приклада отведать захотел?»

Таким образом, вот что получилось. Сначала народом-богоносцем, избранным Богом, были иудеи. Потом пришёл на землю Спаситель и объявил, что избранным народом, народом-богоносцем, станут все, кто поверит в Него. Все, кто поверит в Него, независимо от этнической принадлежности, будут христиане, составят церковь Господню. Затем западная часть Империи расплевалась с восточной, и, с точки зрения православия, народом-богоносцем стали лишь жители Византии. Ну, а ещё позже Византия отреклась от веры, и носителем святости стала Русь, бывшая до этого частью Византии (политически – номинально, духовно – буквально). И народом-богоносцем стал русский народ.

То есть. Вначале богоносцем был один народ. Потом – многие народы. И в конце – снова один народ, только уже другой (евреи же не признали Христа Богом).

И вот теперь русские перестали быть народом-богоносцем. А стали они для своей элиты скотом, быдлом, которое должно пахать и не поднимать головы. Элита стала относиться к русскому народу, как колонизаторы к аборигенам. Они уже не понимали народ, над которым властвовали, они стали совершенно чужими друг другу.

И вот староверы, которые и раньше били в набат, окончательно убедились в том, что Антихрист таки пришёл. Если до Петра они ещё надеялись, что Русь-матушка перебесится да и образумится, то теперь уже никакой надежды не осталось. Старообрядцы стали воспринимать мир, в котором они живут, как ад. Русь стала Антирусью. Подались они тогда подальше от мира. И если раньше наибольшая святость была сосредоточена в центре Империи, в столице, в Москве – Третьем Риме, то теперь всё поменялось противоположным образом: вся святость ушла в бега – на периферию, в леса, в глушь, в Сибирь, на Север.

Ну, а Петя-петушок тем временем отменил патриаршество к едрене-фене и подчинил церковь Синоду, во главе которого поставил светского чиновника. И стало с тех пор православие государственной религией. В том смысле, что оказалось на службе у государства. А должно бы служить только Богу. Ну, что сделаешь, не то уже было православие. Это было уже православие, утратившее прежнюю святость. Так, дополнительный инструмент в руках государства для управления народишком. Что-то вроде полиции нравов.

Да это уже было даже и не то новообрядчество, что было при бедолаге Никоне. Иезуиты под вывеской православия спорили с протестантами под вывеской православия. Что интересно, в это время сильно изменился этнический состав священства. На высшие посты назначались, понятно, исключительно западные специалисты. Но и на все прочие посты рукополагались в основном выходцы из Западной Украины, где были сильны позиции униатства и католичества. А великороссы к этим должностям допускались с большим скрипом, поскольку шибко подозревались в симпатиях к старому московскому укладу.

Примечательно, что с переносом столицы изменилось и самоназвание нашей страны: из Руси она стала Россией. Русь – это так называли свою страну русские на русском языке. А Россия – это латинское название Руси. При Петре I эпоха Московской Святой Руси сменилась эпохой Санкт-Петербургской России.

Прикрепления: