Выполняя приказ бывшего министра обороны Сердюкова, к 1 декабря почти все госпитали в Петербурге и Ленинградской области завершили реорганизацию — фактически закрылись. По коридорам крупнейшего на северо-западе 442-го госпиталя сегодня гуляет ветер. Было закрыто — попросту разорено — несколько его областных филиалов. Солдат-срочников и контрактников сейчас, конечно, лечат, а вот многотысячный контингент ветеранов, офицеров запаса и членов их семей фактически остался без медицинской помощи. Это лишь фрагмент широкомасштабной реформы военной медицины. Всего же согласно утвержденным три года назад планам до 2013 года намечалось расформирование едва ли не каждого четвертого госпиталя, сокращение втрое числа военных поликлиник, закрытие нескольких крупных санаториев. Кроме того, планировалось упразднить практически все военно-медицинские институты, в том числе Государственный институт усовершенствования врачей Минобороны. Офицерский состав военно-медицинской службы к окончанию «модернизации» должен был сократиться, по некоторым данным, почти в три раза. Новый глава ведомства Сергей Шойгу своими распоряжениями приостановил сей бурный процесс. Но того, что сделано, уже не вернешь. Резали по-живому. Какая же судьба ожидает военную медицину?
До последней капли крови
— Зачем вам в госпиталь? — интересуется боец на КПП. — Там и смотреть-то нечего, все уже вывезли!
Сейчас, когда из госпиталя действительно вывезли все, кроме архива, сторожить там фактически нечего, но территория все еще считается особо охраняемым объектом. Через проходную, тем не менее, свободным потоком льются обитатели общежития, расположенного на территории госпиталя, офицеры и гражданские — кто в архив, кто в администрацию, кто в действующую госпитальную церковь. Наверное, спрашивать у визитеров пропуск в пустые помещения нелепо, хотя, может, и стоило бы. Как рассказали местные сотрудники, недавно кто-то пытался свинтить со стены главного здания две памятные мраморные доски. О происшествии сообщили начальнику госпиталя, и полковник Лютов лично закреплял мемориальные реликвии болтами. Этот случай говорит о том, что позариться пока еще есть на что...
Повальное закрытие госпиталей по всей стране началось лет пять назад на волне затеянной бывшим министром обороны «реорганизации путем присоединения». В результате, например, сейчас в поселке Осиновая Роща под Питером на месте закрытого госпиталя уже высятся жилые многоэтажки. Новостройки вплотную подступили и к ограде 442-го госпиталя: одна многоэтажка уже заселена (она построена на бывшей земле госпиталя, переданной под застройку четыре года назад), второй дом только что сдан, третий ударными темпами достраивается. Нынешняя территория военной больницы — это 8 гектаров земли практически в самом центре Петербурга, рядом со Смольным. Отдай этот участок под застройку, его стоимость подскочила бы до нескольких десятков миллионов долларов. Вероятно, все к тому и шло. Слухи о возможном расформировании военных госпиталей вообще и 442-го в частности ходили с прошлого года. А в августе этого вышел приказ министра Сердюкова — реорганизовать 442-й госпиталь, объединив его с Подольским ОВКГ № 1586. С сентября госпиталь прекратил принимать больных, из зданий вывозилось все — оборудование, мебель, медикаменты. Ранее принятых больных долечивали на месте или переводили в сохранившиеся филиалы. Кого — в Каменку Ленинградской области, кого — в Кронштадт, Пушкин или Военно-морской госпиталь в Петербурге. Часть больных приняла Военно-медицинская академия.
«К 15 октября мы вывезли всех больных, — рассказал «Итогам» Сергей Епифанов, начмед 442-го госпиталя. — Медикаменты распределили в лечебные учреждения в Кронштадте и в Военно-медицинскую академию. Оборудование тоже передали в оставшиеся подразделения». Из госпиталя вывезли фактически все — вплоть до цветочных горшков. В процессе реорганизации вынуждены были даже утилизировать 700 литров плазмы крови! Начальник госпиталя Владимир Лютов говорит, что военные обращались в различные медучреждения Петербурга, но плазму в таком количестве никто не взял, и ее пришлось уничтожать. По самым скромным оценкам, один литр плазмы крови стоит от 3,5 до 4 тысяч рублей, так что фактически в трубу улетело около трех миллионов рублей бюджетных средств.
Наверняка не стали бы церемониться и со зданиями. Хотя, конечно, вряд ли все пустили бы на слом. Объект-то наполовину исторический. Создан был госпиталь по указу императора Николая I приказом военного министра № 4481 от 24 июня 1835 года, а уже в августе 1840 года принял первых больных на свои 1340 коек. В том же году он получил название Первого военно-сухопутного санкт-петербургского госпиталя, а с 1869 по 1917 год носил имя Николаевского. Здесь работали выдающиеся врачи и ученые — Роман Вреден, Петр Куприянов, Владимир Бехтерев, Михаил Аствацатуров. Во время Великой Отечественной это учреждение не закрывалось ни на день, почти половина врачей и медсестер побывали на фронте.
К настоящему времени из десятка с лишним расположенных здесь строений пять имеют статус охраняемых объектов культурного наследия: аптечный флигель, главный, прачечный и сушильный корпуса, а также здание бывшей клиники для душевнобольных. Здесь, кстати, лечился композитор Модест Мусоргский. В этом же здании находится и действующая госпитальная церковь.
Что дальше?
По данным госпитального архива, за 25 последних лет через него прошло 800 тысяч больных. Он рассчитан на 1260 коек, в нем работало более 400 медиков. Можно ли найти равноценную замену?
Сейчас в кафедральные клиники Военно-медицинской академии из 442-го госпиталя отправили долечивать сотни больных. В результате 1-я кафедра (терапии усовершенствования врачей) вынуждена была приспособить под палаты зал лечебной физкультуры. «Но мы не можем существовать в режиме госпиталя, — говорит Сергей Шустов, завкафедрой. — Мы в первую очередь учебное заведение!» Одно крыло казармы для курсантов ВМА используют теперь как изолятор для больных ОРЗ. Битком забиты палаты в госпиталях Кронштадта и в Военно-морском госпитале.
Самый главный актив военной медицины — опытные врачи. Кому-то удалось попасть в штат сохранившихся госпиталей, кто-то уже перешел в гражданскую медицину, но большинство пока остается на прежних местах — и в подвешенном состоянии.
— У нас даже стулья из кабинетов вывезли, — жалуется Али Магомедов, лор бывшего филиала 442-го госпиталя в Выборге. — Мы продолжаем приходить на работу, ухитряемся проводить прием — лечить-то людей надо! Но что будет дальше, не знает никто. На нашей базе можно было бы сделать клинику не только для военных, но и для всех силовых структур. У нас и прежде больничные койки не пустовали, а если еще и силовиков лечить — да мы под завязку будем заполнены! Не говоря уже о ветеранах, о членах их семей — они вообще оказались никому не нужны. Этот вопрос надо решать, пока опытные врачи еще не разбежались. Я хоть самому Сергею Шойгу готов это сказать — наш госпиталь может служить людям, если это организовать с умом!
Новому министру обороны и самому есть что сказать по этому поводу. Правда, на совещании по проблемам военной медицины, проходившем 5 декабря в Министерстве обороны на базе госпиталя имени Вишневского, речь шла главным образом о ситуации с Военно-медицинской академией. Ее решено оставить на исторической родине — в Петербурге. В следующем году ВМА, по словам министра, выделят дополнительное финансирование не только для решения текущих проблем, но и для «ресурсного обеспечения проводимых клинических и фундаментальных исследований, реконструкции корпусов и помещений, а также оснащения ее самым современным оборудованием».
Что же касается общей ситуации с госпиталями, то Сергей Шойгу видит такое решение проблемы: «Все районы дислокации войск должны иметь самодостаточную систему медицинского обслуживания, способную эффективно обеспечить весь спектр предоставляемых услуг — от диагностики до стационарного лечения. Бездумного сокращения госпиталей не будет. Особенно это касается удаленных гарнизонов, где они являются фактически единственными медучреждениями, оказывающими высококвалифицированную медицинскую помощь военнослужащим и населению». Но как это обеспечить, пока непонятно никому.
— Министр видит будущее военной медицины за разворачиванием так называемых мобильных группировок. Но без среднего госпитального звена вместимостью от 150 до 300 коек, расположенных в различных регионах страны, военная медицина не вытянет, — уверен Александр Редкокаша, руководитель общественной организации «Спасем наследие ВМА», врач, выпускник академии. — Я в свое время служил начальником медслужбы отдельного танкового батальона, ко мне первому обращались служащие. Дальше — в зависимости от случая — можно было направить в ближайшую военную больницу, и это было доступно по расстоянию. А теперь солдат с высокой температурой вынужден мотаться из Петербурга в Кронштадт или Пушкин, там нет мест, посылают снова в Питер, в госпиталь на Обводном канале, приемный покой которого находится на другом конце города. Такой маршрут здоровый человек за один день не выдержит, а солдат с высокой температурой заработает тяжелую пневмонию или вообще не доедет.
По данным, озвученным на недавних слушаниях в Общественной палате, сейчас военных госпиталей и поликлиник в 47 регионах страны вообще нет. В более чем 30 регионах удаленность госпиталей достигает 80 километров от воинской части. В результате реформирующаяся российская военная медицина бросила на произвол судьбы целые дивизии офицеров запаса, ветеранов, членов их семей, различных категорий льготников. Общее число их по стране составляет, по примерным оценкам, около 4,5 миллиона человек. Это то, чего удалось добиться благодаря «реорганизации путем присоединения». Пришло время рассоединения?
|